Книга масок

В эту эпоху Дюжардена очень волновала музыка, точнее говоря, Вагнер. Он основал «La Revue Wagné-rienne»[166]. Влияние журнала было не обширно, но глубоко. Такие издания, посвященные специальным вопросам, чрезвычайно полезны. Избранная публика охотно допускает дебаты, интересные для посвященных, равно как и выражения откровенного восторга. Своей убежденной критикой и своею настоящею литературностью журнал создал во Франции серьезное, почти религиозное вагнерианство. Казалось, был найден живой синтез искусства – и это продолжалось десять лет. Затем Дюжарден стал предостерегать публику, опасаясь, что культ гения превратится у нее в слепое обожание. Его статья о байрейтских представлениях в 1896 году, а также первый № «Revue Wagnérienne», составляют дату в истории вагнерианства. Вот основное положение Дюжардена: «не становится ли искусство тем возвышеннее, чем меньше оно требует посторонней помощи?» Идея Вагнера, истолковываемая на сцене при помощи актеров, декораций и костюмов, не может дать впечатления абсолютного и цельного искусства. Это только внешнее овеществление художественного замысла. Вагнеровская драма в том виде, как она задумана, – «невозможна». Дюжарден открыл и тут же приостановил пропаганду идей Вагнера.

Среди этой многообразной деятельности, даже в минуту агитации за Вагнера, Дюжарден не забывал и самого себя. Он писал сказки, поэмы, сочинил роман и драматическую трилогию: «La Légende d'Antonia»[167].

«Однажды, когда я рассматривал в альбоме неясный портрет молодой девушки, кто-то прошел мимо и назвал ее имя…

Я узнал вас. Я стал мечтать о вас».

Так начинается поэма, написанная в честь женщины, образ которой рожден мечтою. Этот «очаровательный образ» – воспоминание, видение – встречаешь у него на многих других страницах, где он является символом идеального, символом невозможного. Поэмы, вышедшие из-под пера Дюжардена, в лениво размеренной прозе, очень нежны и отличаются необыкновенной чистотой тона. И всегда в последних строках неизменно выступает Антония, увлекая поэта к недостижимой любви. Но женщины, истинные женщины, с настоящею плотью, в настоящих платьях, ненавидят эту незнакомку, это чудесное облако, которое стоит между их красотой и глазами пастушка. Пастушка говорит: «… Мы знаем хорошо, лживый пастух, что мы для тебя лишь случай, нечто обыденное, повод. Ты нас не любишь. Та, которую ты любишь, царит в небесах твоего духа, который вознесся над нами высоко. О, мы теперь понимаем, как ты непостоянен, как смел и как жесток! Той единственной, которую ты любишь, среди нас нет! Где живет она? На снеговых вершинах? По ту сторону моря? На луне? Явилась она из преисподней, с неба? Кто она: женщина, ангел, зверь? Та, которую ты любишь, химера! Ах, мы только помогаем тебе убивать время, утешаться и ждать! Я похожа на твою Антонию – вот почему ты хочешь меня! У меня ее волосы, у моей соседки ее голос… А вечером другая женщина будет олицетворять для тебя другую деталь твоей мечты… Да, мы знаем хорошо, что в глубине безумной души ты презираешь нас. Откажись от мечтаний, человек! Будь мужем, и ты узнаешь, как постоянна женщина в любви.

Откажись от неба! Мы земные и не можем принадлежать рыцарю лебедя».

Не правда ли, как психологически правильно, как верно передана – короткими, простыми, чеканными фразами – тайная мечта женщины поработить мужчину, оставаясь в то же время его рабой. Поэзия Дюжардена, как и его проза, всегда полна ума, разума, спокойствия. Если у него встречаются уклонения от общепринятой манеры выражаться и несколько смелые синтаксические новшества, то мысль его всегда верна, логична и мудра. Прочтите вторую его интермедию: «Pour la Vierge du Roc ardent»[168]. В нескольких строфах, с монотонными, выцветшими рифмами, поэт передает нам всю жизнь и все мечты молодой девушки. Это entrée[169] целого балета. Молодые девушки, живые цветы в газовых туниках, выступают на авансцену.

Цветы, из почвы произрастающие,
В родной траве и ручейках себя скрывающие,
Цветы, ничем свои стебли не пятнающие,
Лишь солнце греет нас, себя склоняющее,
На лоне матери мы сон внушающие,
В листах и купах расцветающие,
До срока иногда мы увядающие,
До срока иногда коснется нас рука срывающая,
Жалеем тех, кого сожгла заря пылающая.
О, сохрани нас у себя, земля скрывающая!

Они без страха думают о том, что сейчас придет садовник: