Книга мёртвых

Мадам Руссель подозревала, что жена изменяет Жаку. Правда, она сказала это в деликатной обтекаемой форме:

– Я догадываюсь, что она может быть неверна Жаку. Вокруг неё слишком много мужчин – партнёров по теннису… – Мадам Руссель замолчала. – Вы знаете, она ведь его бывшая секретарша. Мы были против, неравный брак, знаете. Хотя у вас в России, я слышала, все равны, – она, извиняясь, поглядела на меня. – У нас по закону тоже, но знаете, когда человек не нашего круга, то как-то не доверяешь ему. Не то что я не знакома с простыми людьми, но я их плохо знаю…

Дочь Женевьев пошла в мсье Русселя. Ширококостная, большелицая, в зелёном шерстяном германском пальто, агентша недоверчиво разглядывала меня, явившись ко мне на рю дэ Тюренн. Я угостил её кофе.

– Вы знаете, наша мать в восторге от вас. Только о вас и говорит. Вы ей нравитесь. А понравиться нашей матери невозможно. Можете считать себя особенным человеком. Мать прожила свою жизнь, закрытая, как улитка. И всем недовольная, особенно нами, детьми.

По какому поводу являлась ко мне Женевьев? Скорее всего, из любопытства, но предлогом послужила, если не ошибаюсь, протекция мадам Руссель. Женевьев работала порою со звёздами шоу-бизнеса, кажется, она хотела познакомить меня с одной из звёзд. Вот с какой, я запамятовал, так как всё равно не познакомила. Не получилось. Несмотря на ширококостность и большелицесть, Женевьев была болезненна. Через некоторое время после визита ко мне ей оперировали внутреннее ухо, операция прошла неудачно, и она чуть не отдала Богу душу. С её агентскими делами она не зарабатывала больших денег. Квартиру в районе Монмартра ей купил отец.

О Жане мадам Руссель говорила, как о тени отца.

– Я боюсь, – сказала она однажды, – что Жан не вытянет на себе завод, фирму и магазин, если муж оставит бизнес или, не дай Бог, умрёт. Он хорошо работает с мужем, он как тень повторяет его действия, но кого он будет повторять, если не будет мужа? – Она смотрела на меня, как на арбитра.

Однажды она суммировала своё недовольство детьми:

– Как вы думаете, мсье, почему все четверо, все мои дети такие получились неудачные, как бракованные? – Её большие глаза вежливо и грустно в наклоне смотрели на меня. – Может быть, мы вырождаемся? – вдруг спросила она и улыбнулась.

Я отделался тогда снимающей напряжение шуткой, перевёл стрелки на господина Карла Маркса, однако они таки вырождались, я был с ней согласен. Не она, она была что надо: рассказывая ей о литературной жизни Парижа, о своих издателях, о французских писателях, которых я встретил, я умел вызвать её смех и интерес. Она реагировала на жизнь как надо.

– Франсин, кажется, довольна своей жизнью в Нью-Йорке. Только у неё несчастье, у них погиб кот. Франсин говорит, что его убили пуэрториканцы. Вы знаете, они с Питером живут на авеню «В», и там дешевая квартира, но ужасное соседство – пуэрториканцы. У них первый этаж, и к квартире примыкает садик, обнесённый стеной. Кот выбрался, видимо, из садика, и Франсин нашла его через неделю, раздутый труп и разбитая сплющенная голова. Ужасные люди эти пуэрториканцы, да, вы ведь жили в Нью-Йорке?..

Я сказал, что пуэрториканцы стоят на иной ступени развития, нежели Франсин. Конечно, театр Антонена Арто они не изучали, и книгу Успенского о Гурджиеве, о которой болит голова, они не читали. Встречаются всякие пуэрториканцы…

– Франсин столько раз начинала новую жизнь… вот ещё одна попытка… – мадам Руссель задумалась. – Этот маленький Питер… Вы заметили, какой он маленький? Он доучивается, делает Пэйдж Ди, так это у них называется. Потому ей и нужны ваши деньги, – она извиняющимся взглядом остановилась на мне. – Они платят из этих денег за квартиру там. Питер ничего не зарабатывает, Франсин работает в ресторане, ну, знаете, девушка, которая принимает и рассаживает… Ей не очень легко. Но она сама себе это выбрала. В который раз она сменила судьбу. Отец отказался ей помогать. Вы ведь знаете, она пыталась стать актрисой, была буддисткой, даже ездила в Японию, служила некоторое время секретаршей у пророка Икеды. Муж сказал: нет, хватит мне всего этого… Франсин чуть младше Жака, но ей уже под сорок. Буддизмом она, впрочем, занималась серьёзно… Одно время в вашей квартире даже жил у неё буддийский святой… – мадам Руссель заулыбалась.

– А, вот что! – воскликнул я. – Вот и объяснилась загадка неведомых зёрен, рассыпанных на полках в кухне. Очевидно, это святой питался зёрнами.

– Да-да, – поддержала мадам Руссель, – он привез с собой всякие мешки с зерном…