Книга мёртвых

В самом конце 80-х взбурлила, неразумно открытая Горбачёвым, как бутылка, где содержался джинн, Россия. Моё внимание всё более переключалось на северо-восток. В 1989 году я впервые съездил в Россию, тогда же в Сербию, потом были войны, я всё реже стал бывать в Париже, хотя за квартиру платил исправно на много месяцев вперёд. В результате мы стали видеться с мадам Руссель реже. В одно из моих возвращений в Париж я узнал, что умер мсье Руссель. В их квартире на Сент-Жермен стояли ящики. Мадам Руссель как бы почернела кожей и быстро ссохлась. Тенты на окнах были опущены, потому в квартире стоял полумрак.

– Ох, никак не привыкну, что его нет, – сказала мадам Руссель, когда мы сели. – Иногда утром проснусь, вскочу, думаю, ой, его уже нет, опоздала ему кофе приготовить, спустился в офис без кофе, а потом вспомню: его же нет, потому что умер он. Некому и кофе готовить.

Она выглядела очень растерянно. Крикливый тиран организовывал её жизнь, придавал ей смысл. А теперь жизнь разваливалась, не держалась вместе. Простая операция: кофе для мужа, а вот нет её – и день остался без головы.

– Бизнес возглавил Жан, – ответила она на мой немой вопрос. – Посчитал и объявил о сокращении штатов. Половину персонала уволит. Муж знал, что надо увольнять, но не хотел, там были люди, которые с ним поколениями работали. От офиса на втором этаже фирма отказалась, дорого обходилась аренда, теперь офис перенесли в помещение завода.

– А почему так плохи дела?

– Фирма всегда выпускала высококачественные штучные инструменты для хирургии. Они стоили недёшево, однако служили долго и имели репутацию. Последние годы существует огромная конкуренция со стороны производителей более дешёвых и менее качественных инструментов… А как вы? В газетах вас здорово ругают. Вы что, собрались жить в России? Теперь это, говорят, возможно…

Потом случилось неожиданное. Дом на рю де Тюренн перешёл в руки агентства недвижимости, поскольку умерла старая владелица дома. На мой адрес несколько раз поступали письма на имя мадам Обенк с просьбой прийти и урегулировать деловые отношения. Я позвонил мадам Руссель, она позвонила Франсин. Франсин позвонила мне. Я рассказал ей детали и сообщил, что не далее как вчера приходили люди из агентства недвижимости и, поглядев на мой договор с ней, сказали, что это не более чем клочок бумаги, и что если я не представлю им мадам Обенк в течение десяти дней, они меня выставят из квартиры.

– Мне нужен адрес мадам Обенк, срочно, Франсин, – сказал я.

Выслушав меня, Франсин помолчала и сказала:

– Эдвард, я вынуждена тебе признаться. Тут с самого начала был небольшой обман. Дело в том…

– Ты хочешь сказать, что мадам Обенк не существует? – перебил я Франсин.

– Существует, во всяком случае, существовала. Где она сейчас, я не знаю. Скорее всего, умерла. Дело в том, что когда-то за определённые услуги она пустила меня пожить в эту квартиру. Квартира подпадала под действие закона от 1948 года…

– О! – только и сказал я. Квартиры, подпадающие под закон от 1948 года, стоили копейки и «proprio» не имели права повысить квартплату.

– Я брала с тебя немного, – сказала Франсин грустно. – Такая же квартира в этом же районе, в Марэ, стоила бы тебе дороже.

– Ну и что будем делать? – спросил я.

– Пойди в агентство и попробуй их уговорить сдать тебе эту квартиру.

Так я и поступил. В агентстве сказали, что я переплачивал каждый месяц 2500 франков, что на мадам Обенк и мадам Франсин Руссель я, если захочу, могу подать в суд. И выиграю дело. Мне сделали договор на мою квартиру, и я улетел на очередную войну.

Вернувшись, я обнаружил, что чёрное пианино – все эти годы его безжалостно эксплуатировала Наташа Медведева – исчезло. «Франсин забрала», – безучастно сказала Наташа. У неё была любовь с алкоголем. Ей было не до меня. А ещё в следующий приезд исчезли и книги Франсин.

Мадам Руссель я видел в последний раз, когда пошёл забирать те самые «секьюрити»: деньги, которые заплатил ей в 1985 году, в июле.

– Я всего этого не знала, мсье, – сказала она мне обессиленно. – Какая мразь эта моя дочка!

Я утешил её:

– Всё равно, мадам, мне нужна была квартира, и за меньшую цену я бы не нашёл.

– Вы хороший человек, – сказала она. – Из-за Франсин я вынуждена чувствовать стыд.

И она отдала мне деньги.

– Как дела у фирмы? – спросил я. Меня и в самом деле интересовало, как дела. – Жан справляется?

– Ушёл главный бухгалтер. Сам. В знак протеста, что его лишили самых профессиональных сотрудников. Жан не умеет ладить с людьми. При отце бы это не могло случиться. А у вас как дела?

– Еду на войну, в Республику Книнская Крайна.

– А где это?

– Это на территории Республики Хорватии.

– Сейчас наделали много новых государств, – стеснительно заметила она. – А вам не страшно? Там ведь могут убить…

– Могут, – согласился я. – Но пока доберусь, страх пропадёт. Там интересно. А здесь – как жизнь после смерти. Когда я приехал сюда, первые 8–10 лет я был здесь эффективен. Теперь не эффективен. Пора перемещаться.