С каждой минутой, пока мы ждали доктора Грея, я чувствовал себя все неувереннее. Что-то здесь было не так. Все вокруг казалось каким-то неправильным, хотя я и не мог объяснить, отчего у меня складывалось такое впечатление. Взять хотя бы Дарендера. В отличие от большинства присяжных и прокуроров, его нисколько не смущало происходящее. Вид у него был какой-то отчужденный. Когда в зал вернулся Грей, я тоже не смог отделаться от ощущения, что вижу перед собой не человека, а куклу. Лицо верховного судьи напоминало лик статуи, вытесанный из гладкого серого камня. Остекленевшие глаза без интереса смотрели в зал.
Не глядя на меня, Грей занял отведенное ему место и взял у одного из судебных приставов документы. Судья зачитал обычную для начала заседания речь, в которой говорилось о справедливости во имя королевы. Я не заметил, как все присутствующие в этот момент встали, поэтому Дженкинс и Тейлвортерн заставили меня подняться. Я постепенно начинал ненавидеть этих двух парней, как, впрочем, и всех остальных тоже. Это было не судебное заседание, а какой-то фарс, причем не очень хорошего качества.
— Ты не должен осложнять свое положение провокациями и пренебрежением судебными традициями, — шепнул мне Грей.
Голос Грея тоже звучал как-то странно, металлически. От ужаса у меня волосы встали дыбом. Да что ж такое? Почему Грей ведет себя так, как будто весь этот цирк — вполне нормальное явление?
— Доктор, — пробормотал я. — Что…
— Молчать, обвиняемый! — приказал мне судья, еще раз ударив молотком по столу.
Звук удара глухим эхом отозвался в моей голове. На мгновение я вообще утратил связь с реальностью и, впав в истерическое состояние, даже подумал, что вот сейчас открою глаза и увижу, что это всего лишь сон.
Но если это и был сон, то я не проснулся. Когда я пришел в себя настолько, что смог воспринимать слова, которые произносились в зале суда, прокурор уже читал обвинение. Впрочем, обвинением это назвать было сложно. Скорее это был памфлет, который весьма позабавил бы меня, если бы в нем не фигурировало так часто имя Роберт Крейвен. Рутель описывал меня как настоящее чудовище, рядом с которым даже Некрон показался бы хорошим человеком. Нечасто в жизни мне доводилось слышать подобную чушь. Но как бы глупо все это ни выглядело, казалось, я был единственным в зале — за исключением разве что Коэна и, разумеется, доктора Грея, — кто не верил в предъявленные мне обвинения.
Из всех присутствующих лишь Коэн — как и я — явно недоумевал по поводу происходящего. Инспектор переводил взгляд с судьи на Рутеля и обратно, и всякий раз складка на его лбу становилась все глубже. Но при этом он почтительно молчал. Как и мой адвокат. После того, что случилось, я не обиделся бы на доктора Грея, если бы он вообще не пришел, но его хладнокровия я понять не мог. Грей внимательно слушал все тирады прокурора, даже не пытаясь его прервать. Удобно откинувшись на стуле, он что-то записывал на листе бумаги. На его лице было столько же интереса, сколько у фелинолога,[18]
попавшего на ежегодное собрание Британского общества разведения догов.Впрочем, такой же вид был у судьи и присяжных. Правда, через какое-то время один из присяжных воскликнул:
— Почему обвиняемый не был арестован после убийства девушки? Опытный сотрудник полиции, возможно, остался бы жив, если бы прокуратура позволила арестовать обвиняемого!
Мне пришлось изменить свое мнение. Люди здесь были вовсе не настолько безразличны, как я думал вначале. Отсутствие у них интереса ограничивалось лишь в тех частях заседания, где речь не шла о моем обвинении… Напротив, они прилагали все усилия для того, чтобы отправить меня на виселицу.
Прокурор довольно быстро завершил свою обвинительную речь. Его доказательства моей вины были настолько смехотворны, что их сумел бы опровергнуть даже ребенок. Вот только доктор Грей уже не был ребенком… Когда прокурор уселся на место, я уже знал, каков будет приговор, ведь присяжные не скрывали своего мнения. «Грею придется как следует постараться, чтобы изменить их точку зрения», — подумал я, хотя, честно говоря, уже начал сомневаться в том, что мой адвокат действительно этого хотел.
Неторопливо встав, Грей с задумчивым видом пролистал свои документы. Его лицо было невозмутимым, как у каменной статуи.
— Уважаемый суд, — начал он. — Не хочу обвинять прокурора в клевете, однако его обвинение представляется мне… несколько странным. Я знаю своего подзащитного уже много лет, а до этого вел дела его отца. Роберт Крейвен всегда казался мне воспитанным юношей, уважающим законы и порядок. Он был яростным защитником всего того, что касается основ нашего общественного порядка. Я не считаю, что он способен совершить убийство. В этой стране граждан не обвиняют за то, что они хотят помочь девушке, на которую кто-то напал, или за то, что какие-то люди закапывают у них в саду труп. Такое могло бы случиться с каждым из нас, даже с прокурором.