Книга Мирдада (СИ)

Те чувства, что Веры - лишены, вести не могут, и не берите их в проводники. И хоть дорога, что они укажут, покажется вам ровной и широкой, на ней лежат ловушки. И кто, идя по ней, вершин Свободы достичь стремится, - либо погибает, либо скользит назад, туда, к подножью, откуда путь свой начал. Там, страдая, залечивает раны, собирает свои он кости.

Охваченные Малой Ностальгией, построили они свой мир на чувствах, но вскоре он им показался душным и тесным, и тогда они решили, что нужно мир пошире отыскать, где больше будет воздуха, пространства. Но нет чтоб взять другие материалы иль мастеров других нанять - всё те же чувства в распоряжении у них, всё те же строители и мастера. И только этот новый мир построен, как сразу он становится и тесным, и воздуха лишённым, и тоскливым. И этот мир спешат они разрушить, чтоб возвести другой на том же основаньи. И постоянно так, всё время строят и разрушают, только дом, в котором им было бы уютно и свободно, тот дом, который видится во сне им, не получается построить. Ведь, желая избежать обмана, обманщикам доверятся они. Подобно рыбе, что прыгает в огонь со сковородки, бегут они от малых миражей, лишь чтобы побольше поверить в мираж и вновь обманутыми быть.

И кроме тех людей, чьё сердце - гавань для Малой иль Великой Ностальгии, есть люди-кролики, которые тоски не знают. Они - довольны тем, что роют норы, живут в них, размножаются и в них же землёю станут. И норы их им кажутся большими, красивыми, уютными на вид. И не нужны им никакие королевства, не променяют они норы на дворцы. Смеются над сомнамбулами, шутят, особенно над тем, кто в одиночестве бредёт, над тем, кто троп проторенных не ищет.

И человек Великой Ностальгии сравним с орлом, в курятнике рождённом, в нём выращенном. Прочие цыплята его считают тем же, что - они. Им хочется, чтоб жил он той же жизнью, чтоб нравилось ему пшеном питаться, чтоб перенял у них он их привычки, обычаи и ритуалы. Он же желает жить среди своих собратьев, таких как он, мечтателей, чьё сердце снедают грёзы и чьё сердце помнит Небесную Свободу. И чувствует себя орёл изгоем меж теми, кто зовётся "братья", "сёстры", они над ним смеются, его дразнят, и даже мать им вторит. Зов вершин, что будоражит кровь его, звучит всё громче, и вонь курятника - несносна, и тяжело - ему. И он страдает, несчастный, одинокий, втихомолку, пока не оперится и не сможет улететь. И вот тогда он в небо вознесётся, на курятник свой прощальный бросив взгляд, и на сестёр своих, и братьев, что кудахчут, и на мать, что роется в земле.

Возрадуйся же, Майкайон. То вещий сон тебе приснился. И мир твой тесен стал тебе из-за Великой Ностальгии, и странник - ты теперь. Освободила твоё воображенье Ностальгия из хватки деспотичных чувств. И Верою тебя вознаградило твоё воображенье.