Чтобы как-то отвлечь Эрика от великолепной Клэр, она принимается распаковывать принесенную им посылку. В ней лежат двадцать перьевых ручек пастельных цветов, коротких и компактных. Корпус в месте для захвата у них не круглый, а шестигранный. Такую ручку поразительно удобно держать в пальцах. Джо берет одну из них цвета бедра испуганной нимфы и отвинчивает колпачок, который прекрасно держится на конце.
– Отличная ручка, – говорит Эрик. – Правда, для меня маловата.
Он вытягивает руки перед собой, и Джо отчаянно хочется, чтобы он этого не делал.
– А у тебя нового товара прилично прибавилось, – говорит молодой человек, озираясь по сторонам. – Расширяешь ассортимент?
– Да. Всегда любила канцелярщину. Вот и подумала, почему бы не заказать то, что нравится мне самой.
– Я уж вижу, – говорит Эрик, одобрительно кивая на оконную раму с привязанными к ней конвертами.
Джо сосредоточенно продолжает распаковывать ручки, потом отодвигает пустую коробку в сторону, чтобы открыть застекленную крышку витрины. И при этом краем коробки опрокидывает чашку с кофе. Ей удается ее подхватить до того, как кофе прольется, но с прилавка падает на пол и раскрывается тетрадка Малкольма. Все утро она читала ее и теперь знает про Джона Лобба почти все.
Эрик наклоняется и поднимает тетрадь.
– Классный почерк, – говорит он. – Ты писала?
– Нет, мой друг. Я ему помогаю в одном исследовании. Он изучает биографии кое-кого из тех, кто похоронен на Хайгейтском кладбище.
– Обожаю это место! – с восторгом сообщает Джо Эрик. – Когда в первый раз там оказался, даже глазам своим не поверил. А пошел туда просто потому, что подумал, отцу будет там интересно. А там было просто потрясно! Эти викторианцы знали толк в смерти. – Он отдает тетрадку Джо. – Ну и про кого ты тут прочитала?
– Его звали Джон Лобб. Он был сапожником.
– Лобб? Кажется, я о нем слышал. Традиционная обувь, что стоит бешеных денег, да?
– Ну да, но Джон, который основал это дело, начал практически с нуля.
– А когда это было?
Джо перелистывает тетрадку Малкольма.
– Он родился в тысяча восемьсот двадцать девятом году.
Эрик устраивается на табурете поудобнее, с таким видом, словно в ближайшее время уходить не собирается.
– Продолжай, – говорит он.
– Джон Лобб вырос в бедной семье корнуоллских фермеров, работать на ферме ему было трудно, поскольку в результате несчастного случая он сломал ногу и стал хромым. Поэтому он стал учиться сапожному делу. Еще подростком он решил в поисках счастья отправиться в Лондон и разбогатеть. Но денег на дорогу у него не было, так что пришлось идти пешком.
– Черт возьми, это же и со здоровой ногой не так-то просто.
– Да, – кивает Джо. – Кроме того, в Лондоне в то время жили и работали тысячи сапожников и обувщиков, но Джон решил работать только у самых лучших. Поэтому он отправился прямиком на Сент-Джеймс-стрит, в мастерскую Томаса, и заявил, что хочет встретиться с самым старым мастером.
– И что из этого вышло?
– Томас схватил его за ухо и вышвырнул вон.
– Жаль. Я думал, ты скажешь, что Джон его очаровал.
– Ничего подобного. Джон оказался на обочине дороги. Потрясая кулаком, он пообещал, что Томас еще пожалеет, а сам он создаст такую фирму, которая отбросит мастерскую Томаса на обочину бизнеса.
– Что он, вероятно, и сделал? – с улыбкой догадывается Эрик.
Джо в ответ тоже улыбается, а сама думает о том, как приятно сидеть здесь и рассказывать все это Эрику.
– Далеко не сразу. Но в конечном итоге – да. Однако сперва он оказался на обочине дороги в Лондоне без гроша в кармане. Тогда он решил поехать в Австралию, где, по слухам, полно золота, люди его копают лопатами и сразу становятся богачами.
– Ну, как водится. И что, он нашел золото?
– Нет. Зато познакомился с кучей золотоискателей в дрянных башмаках.
– Только не говори мне… – смеется Эрик.
– Ты прав, Джон принялся шить для них сапоги. Так он придумал ботинки для старателей. Там в каблуке у них был тайник, где можно было прятать самородки в случае нападения грабителей – а такое случалось нередко.
– Прекрасная мысль, – одобрительно говорит Эрик, и его неподдельный интерес к рассказу так трогает Джо, что ей хочется снова и снова рассказывать ему всякие подобные анекдоты. А также послушать его истории.
– Вот так он и разбогател, – продолжает она. – Ведь многие его заказчики платили ему золотыми самородками, поскольку у них не всегда имелись наличные деньги.
– Слушай, прекрасная история, Джо. А что было дальше?
Радостно ему улыбаясь, Джо продолжает. От похвалы ее воодушевление лишь растет.
– А дальше он представил образцы своих ботинок на Всемирной выставке тысяча восемьсот пятьдесят первого года[18]
.– Выходит, ради этого Лобб снова вернулся в Англию?
– Нет, он все еще жил в Австралии, но на этой выставке он был отмечен золотой медалью. А ему ведь тогда было всего двадцать два года…