– Понятно, – говорит он, продолжая задумчиво разглядывать ручки. – Благодарю вас. Думаю, я возьму вот эту. Моему коллеге должна понравиться. Он недавно купил себе новый письменный стол… она на нем будет прекрасно смотреться.
Викарий уходит, а Джо остается со своими думами.
Он этого не знает, зато до нее наконец дошло – она поняла, в чем ее вина. В ее глазах этот покупатель был викарием, тогда как на самом деле он – личность. Кому-кому, а уж ей следовало бы это знать.
Преподобная Руфь так много сделала и для нее, и для Малкольма, но они всегда относились к ней как к викарию, полагая, что в их с ней отношениях первостепенное значение имеют их личные проблемы. Жгучее чувство стыда охватывает Джо: ведь они оба до сих пор понятия не имеют, почему Руфь стала беглянкой. Да, конечно, в пабе они задавали ей этот вопрос, но разве с тех пор сделали хоть одну попытку помочь ей? А теперь, похоже, Руфь их покидает.
Джо достает мобильник и начинает набирать сообщение. Точнее, два сообщения.
Потом вдруг поднимает голову и видит, что мимо витрины проходит Эрик. Но ей он не улыбается и не машет рукой. Он направляется в сторону Хайгейт-Хай-стрит, и Джо не может не заметить, что он почему-то несколько утратил свою, свойственную всем викингам, бодрость духа и упругость походки.
Джо смотрит на участок стенки возле уже полностью закрытой доски для заметок, и ей кажется, что ладони ее ощущают холод штукатурки.
На следующий день Джо приходит на Хайгейтское кладбище первой. Еще довольно рано, и на двери магазина она оставила объявление, что нынче он откроется позднее, чем обычно.
Женщина усаживается на скамейку рядом с могилой Карла Маркса и ждет.
На кладбище сейчас тихо, если не считать возни птичек в путанице голых ветвей у нее над головой. Под этим скелетоподобным пологом застыли окутанные белым покрывалом снега кустарники и побеги плюща, лишь редкие крупные листья которого, очерченные нечеткой каймой инея, сохраняют свой темно-зеленый цвет. Слышится хруст шагов по дорожке – это идет Малкольм. На нем темно-серое пальто – довольно схожее с тем, во что одета и Джо (она воспользовалась длинным зимним пальто из гардероба дяди Уилбура). Но чтобы не замерзла голова, Малкольм надел еще и мягкую шерстяную шапочку в оранжевую, зеленую и золотистую полоску.
Не успевает Джо поздороваться с Малкольмом, как видит, что по дорожке за ним чуть ли не бегом спешит еще одна фигурка с раскрасневшимся лицом.
– Простите за опоздание, – тяжело дыша, извиняется преподобная Руфь.
– Присаживайтесь, преподобная Руфь, – заботливо предлагает ей Малкольм.
– Нет-нет, садитесь лучше вы, Малкольм. А я постою.
– Но вы же только что бежали, вон как дышите. Прошу вас, садитесь, – настаивает Малкольм.
Преподобная Руфь берет Малкольма за обе руки и чуть ли не силком усаживает его рядом с Джо.
– Нет, Малкольм, тут вы совершенно не правы, – возражает она.
Теперь Джо с Малкольмом смотрят на нее снизу вверх.
– По дороге сюда я шла за каким-то молодым человеком, который курил ужасно крепкую сигарету с марихуаной. Он меня так выбесил, – признается Руфь, – потому что шел очень быстро, и, чтобы не отстать, мне пришлось чуть не бежать за ним. – Она улыбается, делает глубокий вдох и принимается раскачиваться из стороны в сторону. – А теперь я и сама немного под кайфом.
Джо хохочет, и Руфь поворачивается к ней:
– А теперь, Джо, выкладывайте. Зачем мы вам так срочно понадобились?
Глядя на них, Джо вдруг понимает, что начать ей не так-то просто. Малкольм берет ее под руку, а другой рукой, желая ободрить, слегка по руке похлопывает. Благодаря сообщениям, которыми они с Джо успели обменяться, он уже немного догадывается, о чем пойдет речь.
– В общем, так, – начинает Джо, – дело касается вас, Руфь.
Руфь прекращает раскачиваться и смотрит на нее внимательно.
– Мы с Малкольмом подумали… вы так много для нас сделали… и вот мы решили спросить, можем ли мы вам чем-нибудь помочь?
Руфь молчит.
– И еще… как насчет ваших призраков? – торопливо прибавляет Джо. – Не хотите ли и вы нам про них что-нибудь рассказать?
Джо сама не знает, почему ей вдруг пришло в голову настолько довериться призракам Хайгейтского кладбища, но теперь, в окружении покрытых инеем могильных плит, ей кажется, что это было правильное решение. Ее и Малкольма они ведь не подвели. А образ викария гармонирует с образом кладбища так же удачно, как… в общем, как с кровью, калом и рвотой, разве не так?
Руфь тем временем принимается расхаживать перед ними взад-вперед.
– Да, мне очень хочется рассказать вам и про Карла Маркса, и про Хатча. У меня также есть кое-какие мысли насчет того, о чем бы они могли поболтать в канун Рождества. Думаю, эти мысли пришли мне в голову потому, что я в последнее время довольно много размышляю о собственной жизни. – Она поворачивается к ним лицом. – И в частности, о своих родственниках.
Джо чувствует, как пальцы Малкольма сжимают ей руку.
– Но… – Руфь умолкает, ввинчивая каблук в гравий дорожки. – У меня такое чувство, будто я от вас что-то скрывала, – неожиданно заявляет она.
Джо это ее чувство полностью разделяет.