Книга начал

Но мысли Руфи, похоже, текут совсем в ином направлении.

– Дело все в том, что знакомиться с жизнью этих двоих оказалось чрезвычайно интересно. – Руфь резко разворачивается к Малкольму. – Да-да, Малкольм, именно так. Как будто эти двое мне были посланы Богом.

Она улыбается, и Джо радуется, видя, что беспокойство Руфи немного улеглось.

– Могу чистосердечно признаться вам в том, – заявляет она, – что ни Маркс, ни Хатч мне с первой же страницы не понравились. Более того, чем дальше я про них читала, тем меньше они мне нравились.

Джо с облегчением смеется.

– Но почему вас это так беспокоит? – вскрикивает Малкольм. – Не могут же нам нравиться все подряд!

– Хотелось, чтобы это занятие было приятным, примерно как получилось у вас, когда вы рассказывали нам о своих призраках, – с некоторой грустью говорит Руфь. – Я понимаю, это не так-то просто, но вот когда вы рассказывали про то, как Иссахар и Джордж Элиот под ручку прогуливаются по Лондону, это было так занимательно. – По ее губам пробегает слабая улыбка. – Но, как говорится, дают – бери. И я считаю, что мне досталось как раз то, что мне было нужно.

Джо задумывается над словами викария. Неужели и ей досталось именно то, что ей было нужно? Здесь и сейчас?

– Но, преподобная Руфь, не можем же мы любить всех подряд, – повторяет Малкольм, но Джо почти пропускает эти слова мимо ушей.

– Я это знаю, но у меня несколько другая точка зрения. И если я ее выскажу, ваш ответ, увы, будет мне известен заранее, – сочувственно проговаривает Руфь.

– Продолжайте, – живо откликается Малкольм.

– Для меня очень важно найти в человеке хоть что-то доброе, потому что в каждом встречном я стараюсь увидеть лик Христа.

Малкольм молчит, но Джо видит, что молчание требует от него немало усилий. Впрочем, до конца удержаться ему так и не удается, и он качает головой.

– Надеюсь, вы это понимаете, – почти уже весело говорит Руфь.

– Нет, мы никогда с этим не согласимся, преподобная Руфь. Я прекрасно вижу, что происходит в мире, и это лишний раз убеждает меня в том, что никакого Бога не существует, – говорит Малкольм, в немой мольбе протягивая к ней раскрытые ладони. – Я читал много книг по истории, и для меня ясно, откуда возникла религия: виной этому жизненные обстоятельства, нужда и желание сильных держать слабых в узде.

Малкольм бросает взгляд на могилу Маркса.

– Думаю, в ваших словах есть много того, с чем можно согласиться, – задумчиво говорит Руфь, – но мне что-то не очень хочется говорить об этом сейчас. Впрочем, Малкольм, весьма вероятно, я вообще никогда говорить об этом не захочу.

Малкольм смотрит на нее ошарашенно, а Джо снова приходит в голову, что Руфь не из тех людей, кто легко заводит разговоры о религии. Иначе она давно уже попыталась бы обратить их в свою веру. Но в то же самое время Руфь не стесняется говорить о том, во что она верит. Джо – серая мышка Джо – чувствует, что попалась в ловушку, и теперь ей кажется, будто ее рвут пополам. С одной стороны, она согласна с Малкольмом, но с другой… ведь и в истовой вере Руфи в Бога, и в ее вере в человека есть нечто притягательное.

Руфь хочет что-то сказать, но Малкольм перебивает ее:

– Я считаю, что в каждом человеке мы должны искать лучшие качества.

Повисает молчание. Откуда-то издалека доносится треск. Камень трещит на морозе? Или где-то в глубине кладбища кто-то наступил на упавшую ветку?

Губы Руфи трогает теплая улыбка.

– Вот видите, мы постепенно начинаем приходить к общему согласию, – говорит она, потом резко разворачивается и снова принимается взад-вперед мерить шагами землю.

– Поступать с другими людьми так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой? – задумчиво произносит Малкольм.

– Именно! Я стараюсь жить в согласии с двумя принципами. И это один из них, – бросает Руфь через плечо.

– А второй? – спрашивает Малкольм.

Руфь снова прекращает расхаживать туда и обратно.

– Простите, но у нас с вами нет на это времени. И у меня нет никакого желания спорить с вами, а ведь именно этого мне стоило бы от вас ждать, так ведь, Малкольм Басвелл? – бросает она через плечо.

Не успевает Малкольм раскрыть рот, чтобы ответить, как Руфь подходит к ним вплотную.

– Ну хорошо, – говорит она. – Подвиньтесь.

И втискивается между Малкольмом и Джо. Берет одной рукой руку Малкольма, другой рукой – Джо и притягивает обе руки к себе.

– Вот так будет уютней. Боже мой, – говорит она, – как все-таки здесь красиво. И подумать только, вокруг нас огромный Лондон и что в нем только сейчас не происходит!

Какое-то время все сидят в приятном молчании. В неподвижном холодном воздухе Джо улавливает аромат гардении (это пахнет духами Руфи); она представляет себе, что находится на театральной сцене, куда поочередно выходят и откуда уходят ее друзья. Джо невольно сжимает руку Руфи чуть крепче. Ей очень не хочется ее терять. Но других вариантов вроде бы нет. Джо понимает, что она и сама скоро поедет домой, а в Лондоне, в этой не своей жизни, она всего лишь гостья. Возможно, разъехавшись в разные стороны, они станут переписываться, но это уже будет совсем не то.