Книга не о любви

Подошла официантка и поставила на стол два пива. На черной футболке надпись: «Наказание должно быть». Не успели мы выпить, как все началось. Встала женщина, на футболке у которой было выведено: «Мне больнее, чем тебе», откинула в сторону красную занавеску и распахнула находящиеся за ней ворота. Все женщины одна за другой вошли в затянутый черным сукном зал. Из огромных колонок раздались звуки органа. В каком-то пещерном свете я увидела деревянный крест, достаточно большой, чтобы прибить к нему Иисуса Христа, и решетчатую клетку для человека, пол которой был уставлен свечками. Рита предложила осмотреться по отдельности. Мне показалось, что это не совсем в тему, но она уже испарилась в правом переходе.

«Пытка не попытка!» — крикнула я ей вслед и повернула налево. Факелы освещали узкие коридоры, ведущие в соседние помещения или в тупик. В большом зале стоял длинный изъеденный червями деревянный стол, на котором по абсолютно непонятным причинам находилась серебряная чаша с картошкой. Здесь я столкнулась с Пони, Ритиной подругой, которую я уже раньше видела в «Камелоте». Я терпеть ее не могла. Пони надела черные кожаные штаны, открывавшие задницу, и для противовеса выбрила себе череп. Сейчас я была рада встретить хоть кого-то знакомого.

— Пони, эй, Пони, скажи ты мне, ради бога, что тут такое с картошкой?

— Э-э-э, — ответила она гораздо более глубоким голосом, чем обычно, — с картошкой можно делать массу замечательных вещей. — Она улыбнулась с превосходством посвященной и отошла.

Я снова потащилась по коридорам. Пока еще мало что происходило. Большинство теток — испуганные новички вроде меня. В маленькой часовне с окнами из цветной бумаги какую-то девушку стегала внимательно на нее смотревшая баба, но мне показалось, что бьет она не по-настоящему. В другой комнате зеваки толпились вокруг гамака: в нем лежала голая женщина, которую вибратором трахали четыре тетки. Я тут же ушла, чтобы посмотреть, не занялся ли кто-нибудь картошкой. В самом дальнем углу картофельного зала я обнаружила незамеченную мной палатку. Залезла внутрь и увидела странную сцену. Три дамы за чаем. Платья шестидесятых годов с рисунком в виде амеб. Сидят за складным столиком, наливают чай, отхлебывают, берут выпечку. Милые тетушки. Только не разговаривают. Под оглушающие звуки органа не поговоришь. Четвертый стул пока еще свободен. Стоит чуть в стороне, как раз для меня. Снова заболела спина, а больше сесть негде. Я была единственной зрительницей. Женщины в старомодных тряпках отставили чашки, и тут я заметила худенькую голую девушку, которая, наверное, все время ждала где-то сзади. Одна из тетушек подозвала ее жестом, посадила к себе на колени и начала сначала целовать, а потом кусать. Остальные смотрели молча. Потом девушке пришлось лечь на колени ко второй тетушке, та подняла с пола выбивалку для ковров и ударила ее. Потом перевернула выбивалку и засунула палку девчонке в задний проход. Кошмар какой-то. Мне захотелось встать и уйти, но я боялась обратить на себя внимание этих ужасных баб. И только когда раздвинулись занавески и появились другие зрительницы, я осмелилась сделать ноги.

— Боже мой, это же ужас! — сказала я Рите, когда встретилась под крестом с ней и Пони. — Все остальное больше напоминает балаган. Но выбивалка для ковров достала меня. До сих нор колени дрожат.

Крест все еще пустовал, а в клетке сидела обнаженная женщина. Рядом сторожиха в сапогах со шнурками, в кожаных трусах, кожаной накидке на груди и в маске. Женщину в клетке я знала. Тоже по «Камелоту». Ее звали Габи, и она все время пыталась хоть чем-нибудь себя проявить, но никто не хотел иметь с ней дело.

— Когда она сюда залезла?

— Да уж полчаса назад, — ответила Пони, — если ты дашь сторожихе пять марок, то в течение пяти минут сможешь делать с ней все что угодно.

— Желающих ее помучить нет! — закричала Рита, и обе затряслись от хохота, вцепившись друг в друга, чтобы не свалиться от смеха.

— Что-то никто не спешит!

— Кто-то должен пойти и хотя бы немножко ее поколотить, — сказала я, — нельзя же оставить ее с носом.

— Вот и сходи, — сказала Рита.

— Не могу. Даже не знаю, как это делается. Сходи ты, я и тебе тоже дам пять марок.

— Нет уж, я к ней не прикоснусь. Даже за сто марок.

— И я тоже нет, — заявила Пони, — она сама виновата. В прошлый раз пыталась выставиться на аукционе, но никто не захотел ее купить. Даже когда цену снизили до десяти марок.

И снова обе прижались друг к другу, чтобы удержаться на ногах.

— Видимо, мне пора, — сказала я Рите, — мне далеко ехать. Ты сможешь вернуться с Пони.

Когда я снова сидела в «поло», принадлежавшем Зильке, то заметила, что колени дрожат. Черная месса кажется мне надуманной и смешной, но от нее тем не менее потряхивает.