Книга не о любви

— Да, я хочу умереть, — проскулила я.

— А вы как себя чувствуете? — обернулся он к остальным.

Почему эта гадина никак не успокоится? Почему он старается сделать еще хуже? Я не могла понять. Просто не могла понять.

— Ну, я так разнервничалась, — сказала Андреа, — меня очень нервируют такие забавные стремления к суицидам. Все равно она этого не сделает. И конечно, прекрасно понимаю, почему меня это злит. Я злюсь по той простой причине, что знаю это по себе. Я тоже постоянно говорю, что хочу умереть, но никогда даже мизинцем не пошевельну. Это смешно.

Она робко уставилась в пол, а когда снова подняла глаза, то поймала заботливый и нежный взгляд книготорговца.

Теперь слово взял Олаф.

— Всегда одно и то же, — сказал он, отклонившись назад, — именно те женщины, которые поначалу кажутся сильными, в конечном итоге оказываются слабаками. Хотелось бы знать почему?

— Точно, — встрял Гвидо, — я сразу заметил. С самого начала обратил внимание, какой жесткий и холодный у нее вид. Я-то сразу понял, что долго она не продержится. Ничего бы у нее не получилось.

Сейчас их было уже не остановить. Пока я ревела и стонала, они один за другим верещали, что сразу видели, как, много я о себе воображаю. Молчал только книготорговец, видимо, потому что был добрым и тонким человеком, а вообще-то размышлял над тем, что такого ужасного могло приключиться с Андреа, почему она хотела лишить себя жизни.

— Я действительно очень удивился силе твоей реакции, — сказал наконец мой терапевт с таким видом, как будто истерика моя прекратилась, — даже не знаю, можно ли отпустить тебя в таком виде на перерыв.

Ему требовался его любимый кофе с молоком, да и вообще эта история ему уже обрыдла.

— Конечно можно, — всхлипнула я, — а что еще ты собирался делать? Продолжать до бесконечности?

— Но это не значит, что ты с собой что-нибудь сделаешь?

Он, мразь, улыбался.

— Нет, — сказала я, — нет, Андреа уже провела достаточно точный анализ, я ничего не сделаю.

— Хорошо, тогда устраиваем перерыв на обед и в три часа встречаемся снова.

И все они в одних носках двинули жрать. Я собиралась уйти последней, но заметила, что мой терапевт наблюдает за мной; если бы я осталась, он бы посчитал это за призыв поговорить один на один. Поэтому я быстро встала и вышла с остатками группы, подхватив туфли. Прошла мимо столовой, как будто иду к спальням, но потом повернулась и прокралась к входной двери. Пробежала через сад к сараю, в который он ставит машину, и посмотрела, нет ли там веревки. Оказалось, что это один из тех чистеньких сараев, в которых стоит автомобиль, висят полки с гаечными ключами и лежит запасная канистра. Аутодафе меня не привлекало, поэтому я снова выбралась наружу и побежала к небольшому лесочку. Лиственные деревья, молодые и стройные, не выше десяти метров; между ними крапива и густой кустарник. Я сошла с тропинки и начала прорываться сквозь кусты. Как я уже сказала, это был маленький лесок, окруженный полями и домиками, — исчезнуть в таком невозможно, все равно сразу же найдут. Я убежала как можно дальше и начала искать камень. Камней было много, но все равно прошло довольно много времени, прежде чем мне удалось найти подходящий. Села на землю и прислонилась к березе. Начала представлять, что они скажут, когда я умру. Это занятие мне нравилось еще в детстве. Аксель, наверное, почувствует себя ужасно польщенным; мне бы, например, очень польстило, если бы из-за меня кто-то лишил себя жизни. Аксель сможет ловко вплетать в беседу этот факт, знакомясь с женщинами и смотря при этом с умным видом в пустоту. Это сразу же поставит его новую знакомую на место. Андреа с отчаянным плачем прижмется к плечу книготорговца и, всхлипывая, произнесет: «Это я виновата. Я заставила ее это сделать, ведь я сказала, что она никогда так не поступит». А книготорговец, вне себя от счастья, поднимет на руки женщину, заставившую его поверить в свои силы, погладит ее по плечу и скажет: «Да нет же. Ты тут ни при чем. Не бери в голову».

Аксель, Олаф и остальные мужики тоже будут толпиться вокруг нее, а Аксель заявит: «Все равно она всю жизнь была чокнутая». А потом появится Фредерик и объявит: «Никто ни в чем не виноват. Если человек собирается умереть, то его уже никто не остановит. Он все равно найдет способ. Все, что происходило здесь, это всего лишь повод. Не умри она сейчас, то сделала бы это, скажем, через полгода, и повод был бы такой же ничтожный. Самой надо было думать».