Книга нераскрытых дел

– Эти преступления, – тихим и спокойным голосом сказала Бет, – совершил опасный человек. Без совести и страха. Которому нравилось смотреть, как человек умирает. И который никогда бы не остановился. – Она посмотрела мне в глаза. – Вы спрашивали о моих родителях, о моем детстве. Почему бы вам не подняться наверх и самой не взглянуть на мое детство?

– Наверх?

– Да. Вторая дверь налево – это моя бывшая спальня. В ней все осталось так, как было, так что вы сможете увидеть то, что я видела маленькой девочкой. Наверху также кабинет моего отца – его бумаги по-прежнему там, и вы можете прочесть их, если хотите. Спальня родителей – теперь моя – в конце коридора. Одежда матери все еще в шкафу. Осмотрите все, что пожелаете.

Мой желудок сжался от ужаса.

– Вы храните одежду матери?

– Так и не смогла от нее избавиться, – ответила Бет. – Собиралась, а потом… ладно. Не все ответы, которых вы так жаждете, вы получите от меня. Некоторые вам даст этот дом.

Воздух был неподвижен, словно дом слушал и ждал. Мне не хотелось наверх, но, согласившись прийти к Бет, я приняла решение, что рискну – несмотря на все, что видела тут в прошлый раз, несмотря на шепот в телефоне. Я устала все время бояться. Устала бояться жить.

И я не откажусь посмотреть, что скрывается там, на втором этаже.

Я взяла телефон с кофейного столика и выключила запись. Возьму с собой и сделаю фотографии. Разрешения у Бет я не спрашивала. Я встала и пошла к лестнице. Потертые деревянные ступеньки, покрытые по центру дорожкой, чистой, но явно такой же старой, как дом. Держась за перила, я стала подниматься на второй этаж.

Снаружи дом казался огромным, но наверху был всего один коридор с рядами дверей по обе стороны. На стенах – ни картин, ни семейных фотографий. Половицы под ковровой дорожкой тихо поскрипывали под моими ногами. Я открыла вторую дверь слева.

Комната была маленькой и аккуратной, с узкой кроватью, накрытой серым одеялом. У другой стены стоял нарядный письменный столик, вероятно, во вкусе юной девушки. Рядом – книжный шкаф, пустой. Посреди комнаты лежал ковер. На стене тикали деревянные часы.

Бет Грир родилась в 1954 году. Значит, эта комната, ее детская спальня, оставалась такой же, как шестьдесят лет назад.

В некоторых семьях детские не трогают. Сохраняют кровать и книжный шкаф, даже когда ребенок вырос и живет отдельно. Моя мать ничего не меняла в нашей с Эстер комнате, пока родители не переехали во Флориду. Объяснялось это любовью и надеждой, что когда-нибудь эта комната понадобится внукам.

Но здесь дело было не в любви. В комнате маленькой девочки не стали ничего переделывать, потому что в доме хватало свободного места – много комнат и всего три человека. К ней не прикасались, чтобы не беспокоить Мариану Грир. А потом все осталось как было, потому что Джулиан и Мариана Грир умерли, а Бет на протяжении сорока лет не хотела ничего менять.

Что, черт возьми, не так с этим домом?

Я прошла мимо спальни дальше по коридору. Воздух был неподвижным, еще более плотным, чем внизу. Словно свежий воздух несовместим с этим домом. Следующая дверь, которую я открыла, вела в ванную, а дальше находилась комната с массивным письменным столом, на котором стояло пресс-папье, и кожаным креслом. Кабинет Джулиана Грира.

Озираясь, как вор, я шагнула внутрь, словно боялась, что хозяин кабинета может вернуться в любую минуту. Его сорок лет как нет в живых, напомнила я себе, подошла к столу и взялась за ручку одного из выдвижных ящиков. Помедлив секунду, сделала глубокий вдох и потянула.

Внутри лежали сигареты – «Винстон», в узнаваемой красно-белой пачке. Рядом массивная металлическая зажигалка. На столешнице – пустая пепельница.

Я отодвинула сигареты, которые оставил человек, мертвый уже несколько десятков лет, и взяла листок из бумажной стопки под ними. Счет за телефон от 3 января 1972 года со списком входящих и исходящих звонков.

Господи. Неужели за все эти годы Бет ничего не выбросила? Это какое-то отклонение, вероятно даже психоз. Как это возможно: выглядеть современной и модной и жить в этом музее? Как можно не спятить, когда сорок лет живешь в мавзолее своих родителей?

Под счетом за телефон лежал другой, под ним еще один. Мне показалось, что на третьем просвечивает надпись, сделанная на обороте. Перевернув счет, я увидела четыре слова, выведенные чернилами:

Я все еще здесь

У меня перехватило дыхание. Именно эти слова шептал голос в записи на телефоне. Перевернув еще два счета от телефонной компании, я увидела на их обороте те же самые четыре слова. И у меня мелькнула безумная догадка – эти слова я увижу на каждом листе бумаги, лежащем в письменном столе.

Выдернув телефон из заднего кармана джинсов, я дрожащими пальцами стала фотографировать рукописный текст. Вспомнив, как последнее интервью исчезло из моего смартфона, я сразу же отправила фотографии Майклу. Даже не сопроводив комментариями. Он знал, что я сейчас в доме Гриров.