Марго закрыла глаза и позволила ему делать все, что он хочет. Не стала она противиться и тогда, когда он начал медленно расстегивать на ней кофточку. Разомкнув наконец веки, она увидела, что классная комната погружена в кромешную темноту и все предметы обратились в смутные тени. Марго стояла на возвышении совершенно обнаженная и с головы до ног покрытая белым меловым порошком. «Теперь, когда я нарядил вас в самое красивое платье, какое может быть у невесты, мне нужно надеть вам кольцо!», — объявил Гийом своим назидательным учительским тоном. Взяв Марго за руку, он подвел девушку к своему столу и окунул ее левый указательный палец в чернильницу. «Но ведь кольцо надевают не на этот палец», — заметила Марго. «Я знаю, но этим пальцем указывают на то, что хотят получить. Следовательно, это палец желания. Единственный, который имеет значение», — объяснил Гийом. Тогда Марго подняла пальчик, с которого капали фиолетовые чернила, и коснулась им его губ. Он, в свою очередь, опустил палец в чернильницу и, как кистью, обвел им кончики ее грудей, мочки ушей, веки, а потом выкрасил в фиолетовый цвет светлое руно ее лона.
Когда Марго вернулась на Верхнюю Ферму, уже занимался день. Первой, кого она увидела, была Матильда, уснувшая сидя на ступенях крыльца.
Марго сняла туфли и бесшумно приблизилась к спящей сестре. В бледном свете зари лицо Матильды больше, чем когда-либо, походило на ее собственное: усталость и сон стерли с него жесткое выражение, которое с годами заострило черты ее сестры. Марго почудилось, будто она видит портрет, нарисованный Гийомом на доске, однако, теперь этому образу предстояло открыть глаза и увидеть ее самое, с ее безумным, грешным проступком. Она собралась было позвать Матильду, но вместо имени сестры с ее губ невольно слетело: «Марго! Марго! Что ты тут делаешь?»
Матильда вздрогнула и резко поднялась на ноги. Она испуганно глядела на сестру, не в силах вымолвить ни слова, закусив губы, чтобы не вскрикнуть или не заплакать. Марго, все еще измазанная мелом и чернилами, стояла перед ней с пустым, отсутствующим взглядом. Наконец Матильда овладела собой; крепко взяв сестру за руку, она ввела ее в дом со словами: «Идем, тебе нужно вымыться и спать». И еще раз глухо повторила: «Вымыться и спать».
Матильда ни о чем не спросила Марго, но назавтра решительно объявила ей: «Сегодня я сама отведу в школу Розу и Виолетту. А ты останешься на ферме и приготовишь обед». Марго смолчала и подчинилась.
Матильда вошла в класс вместе с детьми и уселась на заднюю парту. Там она и провела все утро, не шевелясь и не спуская глаз с учителя. Тот не обратился к ней, не задал ни единого вопроса, хотя никак не мог понять, кто эта женщина с лицом Марго, но с совершенно чужим выражением и взглядом. Как только раздался звонок и школьники выбежали во двор поиграть, Матильда встала, подошла к Гийому и пристально взглянула на него. С минуту они молчали, потом он сказал: «Я вас не узнаю. Сегодня вы совсем другая». — «Я не Марго, — сухо ответила она. — Я Матильда, ее сестра». Гийом недоверчиво ухмыльнулся, потом оглядел ее с головы до ног, играя своей тросточкой. «Ну и семейка! — иронически воскликнул он. — Вы что же, все там рождаетесь парами, на первый-второй рассчитайсь?.. Вам бы еще научиться ходить гусиным шагом — и на парад!» Он хихикнул, но Матильда не дала ему продолжить. Резким движением она вырвала у него из рук тросточку и одним взмахом сломала ее о край стола. «Мне не нравится ваш смех и ваши манеры, — сказала она, швыряя обломки Гийому под ноги. — Мы прекрасно умеем ходить, притом с высоко поднятой головой. И вам придется научиться так же высоко держать голову, если вы собираетесь идти к моему отцу просить руки Марго. Но перед этим потренируйтесь хорошенько, не то при вашем малом росточке у вас поясницу заломит, когда будете стоять перед папашей Пеньелем!» И, не дав ему времени ответить, Матильда повернулась и вышла из школы.
Через несколько дней Гийом Дельво пришел со своим предложением к Золотой Ночи-Волчьей Пасти. Поясницу у него не схватило, однако настроение было премерзкое. Он не мог забыть унижения, которому подвергла его Матильда, и сам хорошенько не знал, просит ли он руки Марго из любви к ней или из желания насолить ее высокомерной сестрице.
А Марго — та не испытывала никаких колебаний. Она любила Гийома до безумия, слепо и самозабвенно. С того дня, как он выбелил мелом ее тело, оно стало ослепительно чистой страницей, раскрытой в нетерпеливом ожидании того, кто напишет на ней новую, никем еще не читанную историю ее жизни в вихре праздничного блаженного безумства. Свадьбу назначили на первое число нового года, в день рождения Марго.