Книга Ночи

Кстати, на этот раз она действительно заставит его заплатить. За прошлое, за нацеленный на нее пистолет – но больше всего за то, что он подослал Гермеса и разрушил прекрасные отношения, построенные на прекрасной лжи.

Пожилой мужчина с зонтиком – маленький и жилистый, похожий на жокея, – распахнул перед ней заднюю дверь.

«Помнишь, я говорил тебе, что у меня был очень строгий дедушка? – всплыли в памяти слова Винса. – Я многое от него перенял. Он верил в целительную силу труда, вне зависимости от возраста. Всяческими отговорками его было не пронять. А еще у него был лимузин, который иногда ломался».

Весьма маловероятно, что Солт собственноручно учил Винса чинить машины, но он мог настоять, чтобы это сделал кто-то другой.

– Вам ведь нравился Эдмунд, не так ли? – спросила она водителя, но тот явно не обрадовался, что с ним заговорили.

– Эдмунд всем нравился, мисс Холл, – отозвался он чуть слышно.

Чарли скользнула в салон.

Даже будучи в солнцезащитных очках, женщина, занимавшая сиденье по другую сторону большой центральной консоли, была безошибочно узнаваема. Именно она частенько появлялась на фотографиях с гала-концертов в Нью-Йорке. Дочь Солта и тетя Эдмунда Винсента Карвера, хотя по возрасту годилась ему, скорее, в сестры. На ней были узкие черные брюки, заправленные в замшевые сапоги, узорчатая синяя блузка и куртка из овчины. Ее белокурые волосы были намного светлее, чем у Эдмунда, – золотисто-русые. Должно быть, они покорили множество сердец – и постелей – манхэттенской элиты.

– Я Аделина, – представилась она. – Извини за отца. Временами он ведет себя как самый настоящий агрессор.

Поистине, кнут и пряник.

Солт что-то негромко сказал водителю, затем сел на переднее пассажирское сиденье. От запаха кожи и дорогого освежителя воздуха у Чарли закружилась голова.

– Давайте выпьем кофе, – предложил Солт, обернувшись, чтобы посмотреть на нее. – Вид у вас такой, что кофеин точно не помешает.

– Как и свежая одежда, – подхватила Аделина, сморщив нос, а затем улыбнулась Чарли. – Без обид. Мне и самой не раз доводилось просыпаться по утрам во вчерашних тусовочных тряпках.

Тусовочные тряпки? Дело не в том, что Чарли не могла себе представить, как Винс проводил время с этой особой – в конце концов, терпения ему не занимать. Но ей с трудом верилось, чтобы он был похож на нее.

«Роллс-Ройс» выехал на дорогу, оставив позади «Синие руины», «Короллу» и надежды Чарли на то, что удастся улизнуть. Через несколько минут он притормозил на обочине у кофейни «Руст», расположенной недалеко от центра Нортгемптона, и к ним тут же выскочил сотрудник с кофейными стаканчиками в держателе и пакетом, который водитель принял через переднее окно.

Чарли задумалась, как бы ей дать знать о своем похищении – по примеру тех умных женщин, которым это удавалось во время доставки пиццы. Но если и можно было что-то придумать, то в терзаемую похмельем голову Чарли ничего не приходило.

«Роллс-Ройс» поехал в направлении шоссе I-91. Дворники ходили из стороны в сторону по ветровому стеклу, как метроном.

Чарли нервно глотнула кофе. Аделина взяла какой-то напиток из матчи и тут же испачкала верхнюю губу зеленой пеной.

– Я из тех людей, кто привык всегда получать желаемое, – начал Солт, и Чарли подумала, что он преуменьшает истинное положение дел. – В настоящее время я хочу, чтобы мне вернули книгу. Она называется «Liber Noctem», что в переводе с латыни означает «Книга Ночи». Хоть Эдмунд и держит ее под замком, вы все равно должны ее найти. Обложка отлита из металла, без названия или иных надписей. Немного похожа на личный дневник.

Чарли кивнула, не желая соглашаться работать на него, и сделала еще один глоток кофе. Она выжидала. Иногда чужое молчание развязывает людям язык, и за собственной болтовней они не замечают немногословности остальных. В данном случае эта тактика сработала. Солт продолжил распинаться:

– Мой внук может быть очаровательным, но эгоистичным. Не его вина, что он использует людей; просто он вырос с матерью-наркоманкой. Она ставила его в такие ситуации и бросала среди людей, с которыми ни один ребенок не должен общаться. Они обретались на улице, временами ночевали в машинах. С юных лет ему пришлось научиться выживать и подстраиваться под окружающих. Ко мне он попал уже в тринадцатилетнем возрасте – и был практически полностью испорчен.

Чарли украдкой взглянула на Аделину. Та хмуро смотрела на свои руки, как будто ей не нравилось то, что говорил отец, но она не хотела открыто выражать свое несогласие.

Хотя Чарли не собиралась верить всему, что говорил Солт, подобная история могла бы объяснить способность Винса вести себя как нормальный человек, даже после более чем десятилетнего пребывания в роскоши и богатстве. Ребенок, тринадцать лет проживший в бедности и являвшийся при этом ответственным лицом в семье, вполне мог научиться прочищать водостоки, готовить тако, стирать и делать все то, что нелегко далось бы состоятельному бездельнику.

Что касается потребительского отношения к ближним… именно так Винс обошелся с Чарли, правда же?