Книга о Человеке

На железнодорожной станции Лозанны нас ждали люди из ПЕН-клуба. Узнав, что мы — японская делегация, они вызвали по телефону машину и отвезли нас в предназначенную для нас гостиницу. Едва устроившись в гостинице, я хотел нанести визит председателю ПЕН-клуба господину М., чтобы выразить ему свое почтение, но мне сообщили, что он два года как умер.

Я уже имел случай подробно рассказать о перипетиях нашего путешествия и о том, с каким размахом на протяжении десяти дней проводился международный съезд ПЕН-клубов в Лозанне, собравший делегатов со всего мира и перемещавшийся по всей Швейцарии, какое большое он имел значение, и мой рассказ был благосклонно воспринят читателями, поэтому здесь этого не касаюсь. Хочу только написать о том, как в последний день работы съезда, вечером, стоя в садике собора, глядящего вниз, на озеро Леман, я совершил заупокойную службу по душе Тосона.

Тосон ненавидел военный режим и войну, постоянно боролся за мир на Земле, счастье человечества, прогресс культуры и верил, что в этом и выражается дух ПЕН-клуба, поэтому, когда в конце войны военные пытались распустить японский ПЕН-клуб, он готов был его защищать в одиночку, рискуя своей жизнью. То, что его воля и желание чудесным образом осуществились, реально подтверждалось каждый день в общении интеллектуалов, съехавшихся на съезд со всего мира. Тосон, пребывая в моей душе, мог воочию в этом убедиться и возрадоваться. Даже сейчас Тосон продолжал меня учить, что воля, если ею управляет справедливость, одолевает все препятствия.

Пусть же именно Швейцария, эта маленькая по мировым меркам страна, последовательно отстаивающая вечный мир, станет местом успокоения души Тосона! Так я, глядя на ясное небо, тихо молился, погребая пребывающую в моем сердце душу Тосона в этом соборе. Мною овладело ясное, покойное чувство: отныне, пройдя школу Тосона, забыв о ПЕН-клубе, я должен совершенствоваться в писательском труде, ставшем моим предназначением…

Я решил из Лозанны направиться во Францию и некоторое время пожить в Париже. Я опасался, что из-за перемены климата немедленное возвращение в Японию вызовет обострение астмы, но главное, хотел, вернувшись после двадцати двух лет разлуки в Париж, на свою духовную родину, вновь встретиться со старыми друзьями и узнать, как они пережили мировую войну, вторично выпавшую на их долю.

Найти через двадцать лет старых друзей, с которыми за время войны связь прервалась и адреса которых я не помнил, было непросто, но я пошел в канцелярию Сорбонны и разузнал, нет ли в Париже кого-то из работавших на кафедре профессора Симьяна, и в результате получил адрес Н.

Я сразу же позвонил по телефону, мы договорились о встрече на следующий день, в четыре часа, на террасе ресторана А., неподалеку от задних ворот университета. Придя в назначенное время, я увидел сидящего на террасе Н. и вместе с ним моего старого друга Ю. Когда-то вот так же они сидели здесь после работы на кафедре. Так же как тогда, сразу принесли бокалы с пивом, и мы, поздравив друг друга с тем, что живы, начали разговор.

Оба моих старых приятеля добились успеха, как прекрасные специалисты в области социальной экономии, преподавали в университете и имели множество научных публикаций. Они были заинтригованы тем, что я, сменив направление деятельности, стал писателем, засыпали меня вопросами и в конце концов выразили желание почитать что-нибудь из моих произведений. Это было бы возможно только в том случае, если бы их перевели и издали на французском языке, но кстати оказалось, что ученик Ю. заведовал в одном издательстве серией современной мировой литературы под названием «Библиотечка Павийон». Было решено обратиться к нему.

Несколькими днями позже в том же ресторане Ю. предложил познакомить меня со своим учеником, я последовал за ним, и тут, к моему немалому удивлению, выяснилось, что ученик Ю. — А. Пьерал, бывший делегатом от Франции на съезде ПЕН-клубов в Лозанне, с которым за время съезда я успел подружиться. Благодаря этому предложение Ю. было сразу же встречено с энтузиазмом.

Надо сказать, что в путешествие по Европе я взял с собой два экземпляра «Умереть в Париже». Один экземпляр, предназначенный господину Эстонье, я сопроводил посвящением: «Эдвару Эстонье, оплакивая несчастье мира, в котором не стало иного способа духовного общения, как обмениваться книгами», а второй экземпляр собирался преподнести господину Бельсору, литературному критику, члену Академии, когда-то помогавшему мне в Париже, но выяснилось, что оба умерли во время войны.