Я уже собирался возвращаться в Токио, когда Кувабара меня предупредил, что на восьмое сентября намечен прием гостей съезда по случаю праздника «созерцания луны» в особняке Номуры, но чтобы он прошел успешно, неплохо было бы обратиться за помощью к вдове первого председателя компании, которую называют матушкой «Номуры сёкэн»[30]
. Он посоветовал выйти на нее через директора «Номуры сёкэн», поскольку тот был отцом писательницы А.Вернувшись в Токио, я позвонил А. Она тотчас с готовностью откликнулась на мою просьбу и пообещала переговорить с отцом. В течение десяти дней от нее не было никаких вестей, я уже начал беспокоиться, когда она позвонила и сказала, что будет сегодня же ждать меня в машине в два часа у станции Ёцуя. Я вышел к станции в указанное время. Она стояла перед машиной и помахала мне рукой. Мы отправились в центральное правление «Номуры сёкэн». В приемной встретились с ее отцом, и он сразу же завел разговор, который показался мне настолько ни с чем не сообразным, что я мог только хлопать глазами от удивления.
По его словам, как только мою просьбу передали вдовствующей патронессе, она созвала руководство компании, включая ее президента, и сообщила собравшимся о моей просьбе.
— Я уже стара, — сказала она, — и готовлюсь не сегодня завтра отправиться в рай. Я не нуждаюсь в пышных похоронах, но не могли бы вы уже сейчас потратиться на упокой моей души? Дело в том, что восьмого сентября ПЕН-клуб, пригласив писателей со всего мира, устраивает прием «созерцания луны» в нашем киотоском особняке, а для меня, старухи, этот вечер — все равно что рай на земле, и ни о чем я не мечтаю так, как вместе со всемирно известными писателями вкусить этого блаженства.
Попросив оказать денежную помощь в организации приема, она поклонилась присутствующим. Затем подробно рассказала о подготовке к этому мероприятию; все, как один, начиная с президента компании, выслушали ее с воодушевлением и заверили, что с деньгами никаких проблем не возникнет.
— Так что, — сказал отец А., — можете не беспокоиться по поводу приема в особняке «Номура», только после окончания съезда, будьте так любезны, встретьтесь со старой женщиной и поблагодарите ее…
На этом мы расстались с отцом А., и А. довезла меня на машине до станции Ёцуя. Оставшись один, я невольно припомнил слова вдовы Номуры и подумал, что таким и должен быть праведный отклик. Сердце мое было переполнено чувствами. То были времена бесчисленных «лепт бедняков»…
Как бы там ни было, международный съезд ПЕН-клубов, как в Токио, так и в Киото, удался на славу, иностранные делегаты только дивились, говоря, что никогда еще не было таких роскошных съездов. Десятого сентября французская делегация отбыла на родину. Пьерал уехал вместе со всеми, и моя младшая дочь, присоединившись к делегации, отправилась в Париж учиться.
Наконец-то можно было вздохнуть с облегчением, хотя понадобилось еще около четырех месяцев, чтоб разобраться с оставшимися после съезда делами, и я почувствовал себя свободным только на исходе года.
Как-то вечером, когда мы с Кавабатой случайно оказались одни в маленьком зале заседаний ПЕН-клуба, он мне шепнул:
— Проблема в том, что часть денег осталась неизрасходованной…
Я воспринял эти слова как выражение благодарности мне, отвечавшему за финансы.
— Отлично! — сказал я. — До войны Тосон вел дела ПЕН-клуба на частные пожертвования Киситиро Окуры. Если остались значительные средства, ПЕН-клуб сможет несколько лет спокойно работать. Причина не в том, что мы собрали слишком много денег, — поспешил я добавить, — просто все члены клуба, и в первую очередь дирекция, работали бескорыстно… Все, кто трудился в канцелярии, прежде всего Мацуока и ее приятельницы, соблюдали бережливость, точно речь шла о семейном бюджете, потому-то деньги и остались…
В этот момент в зал вошел директор ПЕН-клуба Татэно, и, наверно поэтому, Кавабата ничего мне не ответил. Засобиравшись уходить, он предложил пойти где-нибудь выпить чаю. Мы с Татэно составили ему компанию.
Вошли в бар, расположенный в подземных этажах здания в Юракутё. Кавабата был здесь, видимо, завсегдатаем, тотчас же молоденькая девушка кинулась к нему чуть ли не с объятиями, усадила нас за большой круглый стол в углу и не отходила ни на шаг. Мы двое забились в угол. Татэно заказал саке, я — кофе. Девушка не позволяла никому подсаживаться к нам. Полтора часа, которые я провел в углу бара за чашкой кофе, вяло перебрасываясь словами с Татэно, показались мне невыносимо долгими и скучными, к счастью, Кавабата в конце концов собрался уходить. Кажется, он тоже только выпил чаю. Позже, когда я с ним встречался в канцелярии ПЕН-клуба, он часто звал меня в этот бар.
В начале следующего года Кавабата получил премию имени Кикути Кана за успешное проведение международного съезда ПЕН-клуба. Я радовался тому, что тем самым была поставлена точка всему, что связано с этим съездом.