Книга о друзьях (Book of Friends)

Самую объемную исповедь, в тринадцати томах, которую, кажется, прочитали уже все, я бросил, дойдя до середины первого тома (я имею в виду «Воспоминания» Казановы). Алек любил, когда я рассказывал о таких книгах, но говорил, что у него нет времени, чтобы их читать. Конечно, он нашел время, чтобы прочесть «Дневник Фанни Хилл». Но что это за стыдливая мимоза по сравнению с «Моей тайной жизнью», написанной неизвестным джентльменом викторианской эпохи. Кажется, я заразил друга своей страстью к Кнуту Гамсуну, и, к моему удивлению, он прочел две или три его книги, одобрив мой выбор. Впрочем, я вообще мало встречал людей, кому бы Гамсун не понравился. Жозеф Дельтей как-то писал, что тот, кто не любит свою мать, чудовище. Я бы сказал то же самое о Кнуте Гамсуне. Было еще несколько хороших писателей, которых Алек полюбил без моей подсказки. Как ни странно, двое из них числились среди любимчиков Стэнли – Джозеф Конрад и Анатоль Франс. Алек также восхищался Джеком Лондоном и Максимом Горьким. Они, между прочим, очень похожи: оба переведены на пятьдесят языков, включая китайский и японский, оба прошли через «университеты жизни», думаю, оба жадно читали, хоть и не получили хорошего образования, оба пользовались любовью читателей, оба писали от чистого сердца, хотя и не без грязи. Когда дело касается таких писателей, становится не важно, на каком языке они пишут, – их понимают всегда и везде.

От такого шумного и любознательного сплетника, как Алек, нельзя было ничего скрыть – он питался чужими бедами.

Несмотря на свою «почти влюбленность» в школьную учительницу, он поддерживал близкие отношения с блондинкой по имени Лила и ее старшей сестрой. Когда одна из сестер засыпала, наш проказник тихонько перебирался к другой. Как вы понимаете, весьма пикантная ситуация. Понятно, что, если бы речь шла о женитьбе, Алек выбрал бы младшую – Лилу, но он всегда оставлял для себя путь к отступлению. Однажды, в очередном приступе откровенности, он признался мне, что в постели предпочитает старшую сестру – не потому, что она более опытна, а потому, что у нее невроз. Она действительно всегда была на грани истерики. Мой друг уверял, что это на пользу сексу, но приходится быть очень осторожным, ведь рядом спит младшая сестрица. Когда он однажды попытался увести старшенькую в другую комнату, она пронзительно закричала и начала кусаться и визжать.

Алеку нравилась рискованность этой ситуации. Даже когда его ловили с поличным, этот первоклассный лжец и отличный актер умудрялся выходить сухим из воды. Я могу легко представить его себе в роли адвоката – преступники его бы очень любили. Однако «Преступление и наказание» Достоевского оставило моего приятеля равнодушным – слишком сентиментально, сказал он и глубокомысленно заявил, что там речь идет не о конкретном преступлении и наказании, а о Преступлении и Наказании вообще. Тогда я сказал ему, что он сам – живой пример Преступления и Наказания в одном лице, а вместо проститутки из романа – Сони, кажется? – у него школьная учительница. Ему это смешным не показалось.

Если я и останавливаюсь на его слабостях, то только потому, что, как и в случае с Максом Уинтропом, не могу понять: почему человек сбивается с пути, имея столько хороших задатков?

Мои родители любили Алека Консидайна за то, что он был серьезным (sic!) и амбициозным молодым человеком. Они ничего не знали, даже и не догадывались, о его делах с бабами, о триппере, азартных играх, свинарнике, но родители всегда имеют неверное представление о чужих детях. Да и о своих тоже. «Не причиняй нам неудобств» – вот и все, о чем они заботятся.