Книга о хорошей речи

В сценической речи богатство интонаций восполняет отсутствие союзов. Проведем простой эксперимент. Попробуем части сложных бессоюзных предложений соединить союзами: Думаю, что ничего у нас не выйдет. У него дела много, так что ему не до меня, поэтому и внимания не обращает… Все говорят о нашей свадьбе, поэтому все поздравляют, хотя на самом деле ничего нет.

Вы замечаете, что речь утратила живые интонации?

Такие конструкции кажутся неестественными в обстановке непринужденной беседы, ее характер живее передают бессоюзные предложения. К ним близки и сложносочиненные (в цитированном отрывке употреблено лишь одно — с противительным союзом а).

Давая оценку языку одной пьесы, Чехов писал: «Есть лишние слова, не идущие к пьесе, например: «Ведь ты знаешь, что курить здесь нельзя». В пьесах надо осторожнее с этим «что».

Из этого, конечно, не следует, что в художественной речи, отражающей разговорную, не встречаются сложноподчиненные предложения. Они употребляются, но не часто, к тому же это, как правило, двучленные предложения «облегченного» состава: Главное действие, Харлампий Стридоныч, чтоб дело свое не забывать; Ах, какой вы… Я уже вам сказала, что я сегодня не в голосе (А. Чехов).

В книжной речи широко используются сложные синтаксические конструкции с различными видами сочинительной и подчинительной связи. «Чистые» сложносочиненные предложения в книжных стилях сравнительно редки, так как не выражают всего многообразия причинно-следственных, условных, временных и других связей в тексте. В то же время многочленное предложение может оказаться тяжеловесным, и это затруднит восприятие текста, сделает его стилистически громоздким. Однако было бы глубоким заблуждением считать, что всегда предпочтительнее короткие, «легкие» фразы.

Горький писал одному из начинающих авторов: «Надо отучиться от короткой фразы, она уместна только в моменты наиболее напряженного действия, быстрой смены жестов, настроения». Речь распространенная, «плавная» дает «читателю ясное представление о происходящем, о постепенности и неизбежности изображаемого процесса». В прозе самого Горького можно найти немало примеров искусного построения сложных синтаксических конструкций, в которых дается исчерпывающее описание картин окружающей жизни и состояния героев:

Он кипел и вздрагивал от оскорбления, нанесенного ему этим молоденьким теленком, которого он во время разговора с ним презирал, а теперь сразу возненавидел за то, что у него такие чистые голубые глаза, здоровое загорелое лицо, короткие крепкие руки, за то, что он имеет где-то там деревню, дом в ней, за то, что его приглашает в зятья зажиточный мужик, — за всю его жизнь прошлую и будущую, а больше всего за то, что он, этот ребенок по сравнению с ним, Челкашом, смеет любить свободу, которой не знает цены и которая ему не нужна.

В то же время интересно отметить, что писатель сознательно упростил синтаксис романа «Мать», предполагая, что его будут читать вслух в рабочих кружках, а для устного восприятия длинные предложения и многочленные сложные конструкции неудобны.

Мастером короткой фразы был Чехов, стиль которого отличает блистательная краткость. Давая указания и советы писателям-современникам, Чехов любил акцентировать внимание на одном из своих основополагающих принципов «Краткость — сестра таланта» и рекомендовал по возможности упрощать сложные синтаксические конструкции. Так, редактируя рассказ Короленко «Лес шумит», Чехов исключил при сокращении текста ряд придаточных[1]: