Книга о хорошей речи

Усы у деда болтаются чуть не до пояса, глаза глядят тускло [точно дед все вспоминает что-то и не может припомнить]; Дед наклонил голову и с минуту сидел в молчании [потом, когда он посмотрел на меня, в его глазах сквозь застилавшую их тусклую оболочку блеснула как будто искорка проснувшейся памяти]. Вот придут скоро из лесу Максим и Захар, посмотри ты на них обоих: я ничего им не говорю, а только кто знал Романа и Опанаса, тому сразу видно, который на кого похож [хотя они уже тем людям не сыны, а внуки…]. Вот же какие дела.

В то же время нелепо было бы утверждать, что сам Чехов избегал сложных конструкций. В его рассказах можно почерпнуть немало примеров умелого их применения. Писатель проявлял большое мастерство, объединяя в одно сложное предложение несколько предикативных частей и не жертвуя при этом ни ясностью, ни легкостью стиля:

А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, — ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, — и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого — Егорова, то было бы очень хорошо.

Мастером стилистического использования больших сложных предложений был Л. Толстой. Простые и а особенности короткие предложения в его творчестве редкость. Сложносочиненные предложения встречаются у него обычно при изображении конкретных картин, например в описаниях природы:

Наутро поднявшееся яркое солнце быстро съело тонкий ледок, подернувший воды, и весь теплый воздух задрожал от наполнивших его испарений ожившей земли. Зазеленела старая и вылезающая иглами молодая трава, надулись почки калины, смородины и липкой спиртовой березы…

Рассуждения философского характера, как правило, требуют усложненного синтаксиса. Вспомним начало романа «Воскресение»: