Книга о музыке

О гармонии и гармонике, о Бетховене, Шнитке и Шостаковиче, а также об образах и мыслях, скачущих за плечом

Можно сказать, что я родился в музыкальной семье, по материнской линии. Семья Берлинских жила тогда в Иркутске, все братья играли на струнных инструментах. Там они организовали любительский квартет, который стал моделью сначала для Квартета Московской филармонии, потом — для Квартета им. Бородина: старший из братьев, Александр Михайлович, отец виолончелиста Бородинского квартета Валентина Берлинского, склонил сына к тому, что квартетная музыка — дело верное, она не только прокормит, но и даст возможность серьезно заниматься искусством.

Другой мой дядюшка, Павел Михайлович Берлинский, закончил консерваторию на трех факультетах и как пианист учился у профессора Леонида Николаева вместе с Шостаковичем. Учился успешно, ректор Александр Глазунов даже выписал ему командировку в Париж. Но в это время пришел запрос из Республики Бурятия, где очень не хватало музыкантов, и Павел Михайлович вместо Парижа поехал в Улан-Удэ. Там его очень ценили, он даже стал автором первой якобы бурятской оперы — и действительно много изучал национальную музыку.

Потом он жил в Ленинграде, и мой отец, у которого был абсолютный слух, часто вставал у него за спиной, пока тот играл довольно сложные вещи — «Кампанеллу» Листа или этюд Шопена, — и когда Павел Михайлович отходил от рояля, отец повторял эти труднейшие пассажи настолько точно, что его отвели в консерваторию без всякого начального образования и определили в класс гобоя. Отец рассказывал такой случай: как-то немец — преподаватель искусства игры на гобое проходит мимо класса, слышит, как он думает, игру моего отца и говорит коллеге: «Смотри, какой талантливый молодой человек у нас появился, какой чистый звук, какая интонация!» Открывает дверь и видит, что отец, имитируя игру на гобое, извлекает звуки голосом. Феноменальная способность к звукоподражанию и стала потом его профессией.

В Ленинграде отец развил свою страсть к музыке еще таким образом: он брал сырую картофелину, разрезал, делал какое-то подобие печати, потом изготавливались контрамарки, и целая ватага друзей ходила на концерты и репетиции.

Музыкой было насыщено все в нашем доме и вокруг. Помню, мальчиком я был с отцом на защите диплома Валентина Берлинского, он играл «Вариации на тему рококо» Чайковского, дирижировал Николай Павлович Аносов. Я вспоминаю, как шелестел фольгой от шоколада, который мне перед тем купили, и как отцу было неловко.

В середине сороковых был организован квартет, который потом получил имя Бородина, в него входили замечательные музыканты: кроме Берлинского — Ростислав Дубинский, Рудольф Баршай, Нина Баршай.

В то время большая часть интеллигенции, музыкантов жили в такой бедности, что одна из наших полутора комнат в коммунальной квартире — метров двадцать, не больше — оказалась единственным и наилучшим местом для репетиций нового квартета. Я слышал эти звуки с малолетства, и как только последовали концерты в Малом зале, я на них часто бывал. Не могу сказать, что все понимал, что мне все нравилось, но это был некий очень важный ритуал.

Я начал учиться игре на фортепиано, а отец часто меня мучил тем, что, зная и любя музыку, предлагал спеть что-нибудь вместе, например финал Пятой симфонии Бетховена: «Ты будешь петь тему, а я, допустим, партию контрабаса „пум-пум…“». Если я пел мимо нот, он предлагал варианты попроще: «Ладно, давай споем, помнишь, концерт Мендельсона, там есть такое красивое место, где тема у валторны…»

Не могу сказать, что пристрастился к музыке как к какому-то сверхъестественному увлечению, скорее это было неизбежностью. Музыканта из меня не вышло, хотя лет восемь я усердно занимался, иногда и по принуждению, но я бесконечно благодарен за этот опыт. Я узнавал многое о музыке, не только о фортепианной. Альфред Шнитке в каком-то интервью сказал, что «Андрей знает музыку лучше меня». Конечно, это не так. Тем не менее я достаточно неплохо ее знал и знаю сейчас, поскольку стараюсь посещать концерты, меня интересующие и объективно обещающие быть замечательными.

Интерес к музыке, с одной стороны, это дело наживное, с другой — человек должен в себе воспитывать желание развиваться. Многие наши друзья — замечательные литераторы, математики, художники — знают и любят музыку потому, что они ею интересуются. Каждый воспринимает и понимает ее по-своему. Я многого не знаю из того, что знают профессиональные музыканты, и многое слышу и понимаю не так, как они. Но важно иметь это пристрастие и, более того, воспитывать его в себе. Даже если папа с мамой у тебя не были музыкантами или большими любителями музыки.