Это некая внутренняя мысль, это неясное чувство вины, невыразимая потребность выразить себя… Хотя не буквально, конечно… «С коротким топотаньем пробежала похожая на Пушкина овца». Меня и это волнует… Я отмечаю облачко на небе, след на песке, вспышку молнии… Повесть «Белый мамонт» — попытка представить историю человечества как историю поэзии… Истории будущего не существует, но она угадывается в поэзии прошлого…
Никогда не думал, что напишу книгу о писателях, которых любил, и о писателях, которых не любил, о писателях, которых знал и с которыми никогда не был знаком. На создание «Красного сфинкса» меня подвигнуло торжество трэша, бессмысленные пересказы чужих сюжетов, отчуждение от науки, агрессивное невежество многих современных авторов. Сперва появлялись предисловиях к сборникам, например, к сборнику любимого мною Сергея Беляева, вышедшему в Ташкенте. Затем отвлечения в таких вещах, как «Спор с Дьяволом», в отдельных главах «Малого Бедекера», в книге «Адское пламя». Когда Саша Бирюков, мой друг, магаданский писатель, начал работать с архивами НКВД и МГБ, я узнал поразительные детали трагических судеб А. Чаянова, С. Буданцева, В. Итина, А. Платонова, Бруно Ясенского, В. Пальмана, С. Снегова, многих других советских писателей, прошедших через сталинские лагеря… Параллельно я исследовал судьбы вполне, казалось бы, благополучные — А. Толстого, М. Шагинян, Ю. Долгушина, В. Немцова, А. Казанцева, Кира Булычева; подружился и часто общался с Г. И. Гуревичем, В. Д. Михайловым, Димой Биленкиным, Евгением Войскунским, Ольгой Ларионовой, многими другими… Из бесед, из писем, наконец, просто из бесед выявилось, наконец, понимание: именно в Советском Союзе был впервые в истории поставлен небывалый эксперимент по созданию Нового Человека — человека, каким он