Книга о Прашкевиче, или От Изысканного жирафа до Белого мамонта

Да ничего особенного. Просто смотрю на нее, как на некую пузырящуюся динамичную систему. «Пузыри земли», по определению Блока. Некая система, в которой одна часть никак не может уравновесить другую. На смену Алексею Толстому вдруг приходит Абрам Палей, а Палея сменяет Бруно Ясенский или Григорий Адамов, а их сменяет Владимир Немцов, а Немцова — Ефремов, а Ефремова — братья Стругацкие, и так далее, так далее — до тех имен, в которых нет ничего, кроме понятия проект. В голодные 20-е годы прошлого века художник Натан Альтман в холодной мастерской ловил таракана, красил его в бронзовый цвет и отпускал. Друзья спрашивали: «Зачем ты так поступаешь, Натан?» Художник отвечал: «Представляете, везде холодно, голодно, тараканам кушать нечего, сидят по щелям. Один глава семейства только и осмеливается выходить на поиски пищи. И на этот раз он ничего не принесет, к сожалению, зато на радость всей семьи вернется красивым». Вот и у нас голодные (а иногда и сытые) фантасты всех полов раскрашивают своих тараканов. Ничего, в общем удивительного. Человек, как правило, начинает с мечты о Космосе, а заканчивает личными шестью сотками дачи…

А если развернуть ответ? Твоё мнение о состоянии современной отечественной литературы?

Это состояние вполне отвечает текущему моменту.

Впрочем, живопись, театр, литература, поэзия, тем более фантастика, никогда ведь не занимали главного, самого главного места в жизни человека. Сейчас работают очень даже неплохие писатели и поэты, но рядом с ними — безбрежное море бездарных тётенек и дяденек, которые пишут про the тёлок, про секс в особых условиях и секс без всяких условий, про умных преступников и тупых ментов, про милых усталых следовательниц. Думать об этом не надо. Надо писать своё….

Ты член Клуба русских писателей в Нью-Йорке. Как стал клубистом?

Мои рассказы и стихи начали появляться в США с середины 90-х, и были замечены, конечно, теми, кто уже в то время находился за рубежом. Это особенные люди, я отношусь к ним с уважением. Как писатели они представляют только одно поколение — собственное. У них нет последователей. Обитание в чужой языковой среде или глушит, или обостряет слух. Валентина Синкевич, Тамила Шонфелд, Нина Коваленко, Евгения Димер, мой друг — замечательный прозаик и поэт Евгений Любин… у каждого из них свои открытия. Но исключительно их открытия. Наши встречи привели к дружбе, а дружба — к профессиональным отношениям. Так оно и бывает.

В предисловии к одной из книг Евгения Любина ты написал: «Я не вижу Бога в пределах своей ограниченной Вселенной». Что это значит?

Мне кажется, создавая живые существа, Большой старик сразу знал, кто кому пойдет на корм. Правда, будучи гуманистом, не подсказал нам: кто — кому. Так сказать, оставил нам право выбора. Из этого и произрастают неясности мирового искусства. Другими словами, мы всю жизнь ищем Бога, ищем хотя бы намек на него…

Ты талантливый, состоявшийся автор, плодотворно работающий в самых разных областях литературы. Зависть коллег ощущаешь?

Ну кому же не давали по рукам, если этими руками ты первый дотянулся до пирога? В пределах моей ограниченной Вселенной всегда паслись голодные волки. Одни из отчаяния писали портянки начальству, другие стравливали всех со всеми. Я на это смотрю без гнева. Видимо, все формы жизни угодны Большому старику. Главное, не зевать.

Мартович, каковы твои отношения с кинематографом?

По роману «Секретный дьяк», по циклу о промышленном шпионе, по роману «Деграданс» все еще ведутся какие-то вялые переговоры… Но этим пока новости и ограничиваются…

Геннадий Мартович, ты был основным инициатором проведения в Новосибирске Всероссийского фестиваля фантастики «Белое пятно-2009», посвящённого памяти писателя Михаила Михеева (1911–1993). Как родилась эта идея? В чём ты видишь главную задачу этого фестиваля? Станет ли он постоянным?