Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г.

Возвращаясь к основной нашей теме о судьбах русско-ев­рейской, «третьей» ветви еврейской литературы в России, мы должны констатировать прежде всего, что — в силу внешнего давления, оказанного большевистской революцией и насильст­венной ликвидации русско-еврейской периодической печати и связанного с ней русско-еврейского художественного слова, — оборвалась нить еврейского культурного творчества на русском языке. Было бы, однако, неправильно относить эту гибель толь­ко за счет внешних факторов. По-видимому, культурно-ассими­ляционные тенденции сами по себе играли тут известную роль, особенно в области художественного творчества, и мы имели основание подчеркнуть процесс постепенного превращения русско-еврейского писателя и поэта, пользующегося русским языком, преимущественно как инструментом в своих нацио­нальных целях, — в писателя, максимально приобщившегося к миру русской литературы и ее языковой стихии, почти органи­чески слившегося с этим миром, еще 80 лет тому назад совер­шенно чуждым даже для самого тонкого слоя народившейся только русско-еврейской интеллигенции.

Если бы Россия представляла собой правовое демократиче­ское государство, а не коммунистическую деспотию, сковыва­ющую всякое проявление свободного творчества, — в том чис­ле и художественного, — и если бы в такой России обнаружи­лись далеко идущие процессы культурной ассимиляции, — то можно было бы прийти к парадоксальному выводу, что руси­фикаторские мечтания русско-еврейских просветителей 50 — 60-х годов о «слиянии» с русским народом, о добровольной ас­симиляции еврейской интеллигенции с русской, — осуществи­лись! Сейчас такого рода выводы представляются явно несо­стоятельными. Мы видели на опыте 20-х — 40-х годов, когда в Советской России, — в обязательных коммунистических фор­мах, — шла так называемая «еврейская работа» на идиш, то она, рассудку вопреки и наперекор стихии, наполнялась наци­ональным содержанием и вписала в свой актив немало дости­жений литературного и языкового характера. И в последнее десятилетие 1948-59 гг., когда идиш разделил тяжкую судьбу иврит, попавшего под запрет и репрессии еще с 20-х годов, — когда всякая литературная, научная и школьная деятельность на идиш исключена из советской легальности, и в порядок дня поставлена принудительная ассимиляция, принудительная ру­сификация (и, вероятно, украинизация, белорусизация и т. д.) для еврейского населения, — и доморощенный советский анти­семитизм, повторяя черносотенные зады, вменяет себе в добро­детель — «окрестить жида», — на свой, коммунистический сал­тык, — можно не сомневаться, что такого рода методы приве­дут — от обратного — только к укреплению еврейского нацио­нального самосознания, увеличат его тягу и общность с миро­вым еврейством и Запада, и Израиля, и подстегнут в советском еврействе потребность обсуждать свои еврейские проблемы, — обсуждать их и на идиш, и на иврит, и на русском языке. Сла­бый луч свободы за Железным Занавесом, первая брешь в дик­татуре, — и — кто знает? — мы можем оказаться свидетелями попытки возрождения русско-еврейской литературы в России, как бы это ни противоречило столь распространенным прогно­зам наших патентованных мизантропов и маловеров...

«Быть свободным евреем не значит перестать быть евреем, — напротив, только свободный еврей способен проникнуться ев­рейской стихией во всю глубину расцветшего человеческого духа» — писал уже цитированный нами М. О. Гершензон. Эти слова о «расцветшем человеческом духе» нужно понимать в том смысле, что всякое раскрепощение еврейского художест­венного творчества должно привести к усилению в нем уни­версальных и интернациональных элементов. Порукой в том будет и то бесспорное обстоятельство, что до сих пор для рус­ско-еврейской интеллигенции сохраняют свое обаяние осво­бодительные идеи и стремления, завещанные эпохой русского гуманизма от середины 19 века до февральской революции 1917 года.

8

Русское еврейство выдвинуло ряд выдающихся деятелей в области литературной критики и истории русской литературы, как и в русской философии. Достаточно назвать такие имена, как С. А. Венгеров, А. Л. Волынский, М. О. Гершензон, А. Г. Горнфельд, Ю. И. Айхенвальд, С. Л. Франк и Л. И. Шестов.

Ниже мы приводим основные сведения о них, а также о ряде других русских евреев, приобретших известность в этих областях.

Семен Афанасьевич Венгеров (1855—1920) вырос в семье, выдвинувшей ряд литераторов. Его мать, Паулина Венгерова, прославилась книгой на немецком языке «Мемуары бабушки», которая долго служила пособием при изучении истории рус­ских евреев средины 19 века.