Адвокат, ученый, политик, литератор, Винавер во всех эти областях проявлял чрезвычайные способности, высокий ум, обширные знания и большое ораторское дарование. Он принадлежал к тем немногим избранным, талантливость которых проявляется на любом поприще, на каком бы ни протекала их деятельность, и у которых различные дарования гармонически сплетаются в одно творческое целое.
Но все же интересно поставить вопрос, в какой области своей деятельности Винавер больше всего отличился. Сам он, по свидетельству М. Л. Кантора, говорил, что в жизни у него было три интереса: адвокатура, политика и литература, и что волею судьбы он лучшие свои силы отдал первой, тогда как всего больше влекла его к себе последняя. Быть может это и так. По вкусу ближе всего была ему литература, но прославила его адвокатура. Только в ней достиг он вершин и занял одно из первых мест великого мастера адвокатского дела. А его писательский талант дал ему возможность запечатлеть на бумаге свои мысли.
В противоположность Пассоверу, Винавер «не весь умер» и не только осталась по нем неизгладимая память в сердцах его современников, но влияние его скажется и на грядущих поколениях юристов.
Г. Б. СЛИОЗБЕРГ
Генрих Борисович Слиозберг был «не только вождем своего народа, но и его слугой. И, мне кажется, вот этим именно он должен гордиться больше всего. Сказано: сын, снимающий сапоги с ног усталого отца, будет благословен во веки веков. Благословенно будет и имя Генриха Борисовича. Из тысяч мелких дел сложился памятник, равного которому нет ни по величине, ни по красоте, ни по рекам крови и слез, которыми он спаян».
Генрих Борисович Слиозберг родился в местечке Мир, Минской губернии, в 1863 г. В том же году его отец переехал со всей семьей в Полтаву, где прошли детские и юношеские годы Слиозберга вплоть до окончания гимназии. В 1882 г. он поступил на юридический факультет С.-Петербургского университета. Получив золотую медаль за сочинение по уголовному праву, он считал себя вправе рассчитывать на то, что ему предложат остаться при университете для подготовки к профессуре, о которой он мечтал. Профессора Фойницкий и Сергиевский поддерживали его в этом стремлении, но попечитель округа Новиков не счел возможным даже ходатайствовать перед министром народного просвещения, графом Деляновым, об оставлении еврея при университете.
Также тщетно пытался Слиозберг поступить на государственную службу в Сенат. Несмотря на неудачи, он все же продолжал надеяться, что профессура не останется навсегда для него закрытой и если он напишет серьезный научный труд, за который получит ученую степень, для него сделают исключение и откроют перед ним двери университета. Для пополнения своего образования он отправился за границу, где слушал лекции светил юридических наук того времени в университетах Гейдельберга, Лейпцига и Лиона.
По возвращении в С.-Петербург в 1888 г. он сдал экзамен на степень магистра уголовного права.
Однако, это не открыло ему дороги к профессуре; надежды Слиозберга не оправдались — исключения для него не сделали!
Несмотря на горечь разочарования, у Слиозберга и мысли не возникло о возможности перемены вероисповедания. Любопытный случай рассказывает по этому поводу Грузенберг. Когда Грузенберг, по окончании киевского университета, нагруженный рекомендациями, приехал в Петербург, он явился с письмом к проф. Фойницкому. Фойницкий внимательно прочел письмо и произнес:
«н-да; старая история... упорное цепляние за религию, которое так присуще еврейской интеллигенции, хотя она такая же неверующая, как наша... Недалеко ходить за примером, может быть, слыхали про Слиозберга... тоже еврей... Талантливый, умница да, в придачу, работяга... И за границей за свой счет два года проработал... хоть сейчас на кафедру — не осрамит... да, вот, подите ж... хочу оставаться евреем... ну, и оставайся, только перемени метрику...».
Окончательно простившись с мыслью о профессуре, Слиозберг должен был искать источник существования для себя и своей семьи. Он записался в помощники присяжного поверенного и успел получить свидетельство на ведение гражданских дел, почти накануне введения ограничений, вступивших в силу вслед за утверждением манасеинского доклада.