Книга о странных вещах

Ага! Наклонившись, он выхватил из мусорного бака почти целую буханку черствого хлеба. Ага! Похоже, что люди, выбрасывавшие мусор, к хлебу относились не рачительно, вторая буханка хлеба была вообще целая, только слегка тронутая зеленовато-белесыми пятнами плесени по бокам.

Вторая буханка перекочевала в клеенчатую черную сумку Ильи Самойловича.

— Ты что ж это, сука, по чужой территории шастаешь? — с хриплой угрозой сказал кто-то у него за спиной.

Илья Самойлович обернулся.

В двух шагах позади него стоял небритый мужик, возраст которого было трудно определить из-за седоватой щетины, густо покрывающей щеки и подбородок незнакомца. На первый взгляд хозяин мусорки мог показаться копией Ильи Самойловича — он был одет в такие же рваные джинсы и замусоленную болоньевую куртку болотного цвета. Только на голове у него была черная, потерявшая форму велюровая шляпа. В руках у бродяги была объемистая сумка из светло-коричневого дерматина.

— А по рылу не хочешь? — хмуро поинтересовался бродяга. — Ты откуда такой взялся, сучара? Это мои баки, понял? Вали отсюда!

Илья Самойлович снял шапку.

— Извините великодушно, — сказал он. — Но посмотрите, сколько здесь контейнеров! Хватит и вам, и мне.

Бродяга шагнул вперед и весомо ткнул в плечо неожиданного соперника немытой красной лапой.

— А я сказал, вали отсюда! — угрожающе рявкнул он. — Я тут второй год чалюсь, а тебя, паразита залетного, первый раз вижу!

— Я заплачу! — сказал Илья Самойлович.

— Он заплатит! — немытая и заросшая харя хозяина мусорки сморщилась в ухмылке. — Он заплатит! Нет, вы посмотрите на него — он мне заплатит! Вшами, что ли, ты мне платить собрался, задрыга подзаборная?

— Сколько вы хотите? — Илья Самойлович нервно огляделся по сторонам. Вопли бродяги могли привлечь к ним внимание, а этого Илье Самойловичу ужасно не хотелось. Не нужна ему была ссора с этим питекантропом, претендовавшим на единоличное владение помойкой. Даже на расстоянии от бродяги исходил такой дух, что чесалось тело и хотелось принять душ.

— Во козел! — изумился бродяга, призывая в свидетели мусорные контейнеры. — Сколько мне надо! Тоже мне Гусинский нашелся! Гони, сучок, чирик и работай на здоровье.

Илья Самойлович для вида порылся в карманах куртки. Выходя из дома, он заранее распихал по всем карманам мелкие купюры на предмет разрешения таких вот случайных конфликтов.

— Возьмите, — протянул он бродяге свернутую в квадратик десятитысячную купюру.

Тот вырвал купюру из рук соперника, развернул ее, осмотрел, и рыло бродяги отразило всю гамму переживаемых им чувств: от пренебрежительного сарказма и презрения до крайнего удивления, переходящего в недоуменное недоверие. Даже Иннокентий Смоктуновский, которого Илья Самойлович глубоко уважал как актера и человека, не смог бы сыграть эту сцену лучше. Хозяин помойки буквально обнюхал купюру, помял ее корявыми, давно немытыми пальцами и пришел к выводу, что купюра настоящая. Но из этого вытекало, что человек, роющийся в мусоре и оплачивающий право на это деньгами, явно не дружит с головой.

Купюра исчезла в кармане бродяги.

— Ладно, дед, — сделал тот одолжение. — Можешь вскрывать эти сейфы. Только вон в тот, красный, ты не лезь, это мой, понял? Туда барыги со второго подъезда мусор выбрасывают.

По своему опыту Илья Самойлович знал, что хлеба в таких мусорных баках не найдешь. Полупустые банки сгущенки, куски сырокопченой колбасы и сервелата, ломти подсохшего сыра, балыка — это пожалуйста, но хлеб в такие баки выбрасывают редко, состоятельные люди хлеба покупают мало, экономят они, наверное, на хлебе. Такие мусорные контейнеры Илье Самойловичу были без интереса.

— Договорились, — сказал он. — Я могу продолжать, коллега?

Соперник с легким сожалением оглядел чокнутого пенсионера и направился к своему контейнеру, от которого вскоре послышались довольные восклицания. Судя по быстро распухающей сумке обладателя заросшего рыла, у кого-то из богатых жильцов второго подъезда были именины или какой-другой банкет, но удача явно светилась в щербатой улыбке хозяина мусорки.

Ага! На этот раз Илье Самойловичу попался почти целый батон. Видно было, что сбоку его кусал ребенок, много не съел, а брезгливая мамаша обрезать ничего не стала, просто выбросила булку в помойное ведро.

— Дед, — мохнатое рыло ковыляло к Илье Самойловичу с черной пузатой бутылкой в руке. — Вмазать не хочешь? Тут больше чем полбутылки осталось. Живут же, суки! Тебя, отец, как зовут?

— Дядя Миша, — солгал Илья Самойлович, внимательно обшаривая следующий контейнер. Хлеба в нем, похоже, не было.

— А меня Леха, — призналось небритое рыло. — Пить будешь, дядя Миша?

— Не пью я, — сказал Илья Самойлович. — Нельзя мне, Алексей, у меня печень больная.

Бродяга ухмыльнулся, приподнял бутылку и забулькал прямо из горла. Оторвавшись от горлышка, он тыльной стороной ладони вытер мокрую щетину.

— Мне больше достанется, — довольно сказал он. — Слышь, дядя Миша, — хозяин мусорки следовал за Ильей Самойловичем, перешедшим к следующему контейнеру. — А на хрена тебе в мусорке рыться, если у тебя бабки водятся?