Книга, обманувшая мир

Едва ли и сегодня могут быть найдены более меткие слова для характеристики сталинских преступлений. В листовках, написанных разными людьми или группами людей, мы неизменно улавливаем не только гневный протест против произвола, но и чётко сформулированное противопоставление выродившейся Сталинской клики миллионам честных сторонников Советской власти и социализма. Обращает на себя внимание и сформулированное противопоставление выродившейся сталинской клики миллионам честных сторонников Советской власти и социализма. Обращает внимание и то, что авторы листовок подписывали их именем то чрезвычайного партийного съезда, то «антифашистской рабочей партии», стремясь создать впечатление о существовании в стране организованного коммунистического подполья.

Знакомясь с материалами следственных дел, можно прийти к следующим выводам. Если на открытых процессах Сталин запрещал говорить что-либо о действительных политических мотивах оппозиционеров, то от следствия он требовал досконального выявления этих мотивов. Получая показания подследственных, он убеждался в том, как относятся многие большевики к его «социализму». Это, в свою очередь, давало импульс к дальнейшему развязыванию Большого террора.

Сопоставление многих показаний убеждает в том, что старые большевики в своей значительной части не были ослеплены и оболванены. Многое из того, о чём говорилось в стране после XX съезда, было ясно им ещё в 30-е гг.

Далеко не всё в показаниях обвиняемых было, как выражались в 30-е гг., «романами», вложенными в их уста следователями. Конечно, в деятельности следователей, особенно периферийных, не было недостатка в выдумках самой низкой пробы. Однако перед следователями, ведущими дела видных партийных работников, чекистов и т. д., ставились задачи, связанные с получением информации о действительных политических настроениях этих лиц и их окружения. В распоряжении следователей были и собранные на протяжении многих лет агентурные материалы, отражавшие истинные взгляды политических противников Сталина.

В этой связи безусловный интерес представляет дело Л. М. Субоцкого, занимавшего в 30-е гг. два, казалось бы, несовместимых поста: помощника главного военного прокурора и редактора «Литературной газеты». Но и этот человек, призванный быть юридическим и идеологическим стражем режима, в известной мере разделял оппозиционные настроения. В полученных против него показаниях указывалось, что он «враждебно оценивал внутрипартийный режим, клеветнически обвинял руководителей партии в бюрократизме, казёнщине, праздности, в зажиме активности масс и запрете свободного высказывания политических взглядов», говорил о «зверствах ГПУ, чиновникам которого законы не писаны». В деле Субоцкого зафиксировано и следующее его высказывание: голод на Украине и Северном Кавказе вызван «жестокой политикой руководителей партии, которые, проводя насильно коллективизацию сельского хозяйства, истребляют наиболее культурных крестьян» ^{35}. Всего этого, казалось, было достаточно для жестокой расправы хотя бы по статье «антисоветская агитация». Однако вскоре после осуждения Субоцкого к шести годам лагерей его дело было прекращено и он был освобождён. В дальнейшем он работал заместителем главного редактора журналов «Красная новь» и «Новый мир», а во время войны — заместителем прокурора на нескольких фронтах.

Разумеется, такого рода снисхождение не распространялось на старых большевиков, занимавших более высокие должности, чем Субоцкий. В этой связи коснёмся дела одного из наиболее близких сподвижников Дзержинского А. X. Артузова, который в 20-е гг. руководил операциями «Трест» и «Синдикат», заманил в СССР (Савинкова и Сиднея Рейли, а в 30-е — курировал вербовку группы выпускников Кембриджского университета, на протяжении нескольких десятилетий передававших советской разведке ценную информацию.

Артузов был обвинён в работе на германскую разведку с 1925 г., на французскую — с 1919, а на английскую — даже с 1913 г. Но и в:»том, насквозь фальсифицированном, деле встречаются такие показания обвиняемого, какие было не под силу выдумать ежовским следователям. Артузов сообщил, что политическая программа, которую разделяли Бухарин, Рыков, Томский и Тухачевский, состояла в том, чтобы восстановить иностранные концессии, добиться выхода советской валюты на мировой рынок, отменить ограничения на выезд и въезд в СССР иностранцев, разрешить свободный выбор форм землепользования — от колхоза до единоличного хозяйства, провести широкую амнистию политзаключённых и свободные демократические выборы, установить свободу слова, печати, союзов и собраний. Как видим, речь шла о вполне реалистической политической программе, направленной не на разрушение, а на укрепление принципов социализма.