Сам факт, что «Архипелаг ГУЛАГ» впервые появился на Западе (три тома книги в переводах на английский, французский и другие языки выходили последовательно в 1974–1977 гг.) и публикации сопровождались едва ли не тотальным одобрением и восхищением, неопровержимо свидетельствует о том, что Запад в целом нимало не был озабочен вопросом о том, насколько эта столь
В этот период партийная власть СССР, как известно, проявляла идеологическую неуступчивость, не желая даже дискутировать об основном предмете книги — государственном насилии и его жертвах, сводя вопрос лишь к сталинской эпохе, о которой, как ей представлялось, «все» было сказано еще на XX и XXII съездах КПСС. Соответственно, «Архипелаг» в СССР был официально объявлен «тенденциозной и клеветнической антисоветской книгой», и ее чтения, а тем более внимательного изучения, не могли позволить себе даже референты ЦК КПСС — вплоть до начала «перестройки» и «гласности», активная фаза которой начинается с 1987 г.
Отсутствие сколь-либо внятной научно-исторической оценки «Архипелага» в СССР в этот период имело крайне негативные последствия: оно сыграло лишь на руку Солженицыну, повысив доверие к его книге и переведя ее в чрезвычайно привлекательную область «запретного плода». Между тем даже на Западе раздавались, голоса о том, что лучшим способом избежать политических спекуляций вокруг «Архипелага» было бы издание его (хотя бы во фрагментах) на родине с тем, чтобы «советские читатели получили возможность проверить — на собственном опыте или на опыте своих близких, — насколько правдиво Солженицын изложил этот страшный период советской истории» (об этом заявлял в 1974 г. Г. Белль, оговаривая, что считает свое предложение «безумным», и в то же время подчеркивая, что «иногда бывает, что самое безумное предложение представляет собой единственный реалистический выход» {3}). Подобную же здравую идею высказывал тогда и один из советских авторов писем-обращений в приемную Верховного Совета СССР: «Издать “Архипелаг” по главам вместе с главами, написанными специалистами. Главы должны быть спарены: одна Солженицына — другая наша, и издать огромным тиражом. Пожар только начинается, и прежде чем он успеет разгореться, он должен быть потушен. Дело не в том, чтобы положить на лопатки самого Солженицына, но, что самое ценное, раскрыть истинную правду во всей чистоте» {4}. Увы, до такой смелости и интеллектуальной тонкости идеологические перестраховщики в ЦК КПСС тогда дойти не могли, хотя строгой исторической критики более всего и боялся Солженицын, который позднее, в 1979 г., со злорадством (и с известным основанием — в части «мыслей») писал: «За четырнадцать лет моих публикаций… не смогли ответить мне никакими аргументами или фактами, потому что ни мыслей, ни аргументов у них нет».
Следует заметить, что на Западе в конце 1970-х гг. рыночный спрос на «Архипелаг» резко упал: как правило, у многих читателей хватало интереса (а также сил и терпения) лишь на первый том, второй и третий тома в массе случаев оставались нераспроданными.
Главную загадку Новейшей истории представляет, несомненно, тот поразительный феномен, что уже через два года после объявленной М. С. Горбачевым «гласности» книга Солженицына неожиданно стала рассматриваться как