Книга осенних демонов

Он сидел на корточках на скале, совсем рядом, руки его были сплетены на коленях, лицо наполовину закрыто полями шляпы. Полы плаща, разделенные надвое, развевались сзади, как крылья, и придавали ему страшный, наполовину птичий вид. Земба издал какой-то карикатурный, словно высохший, крик, не то писк, не то визг, и слегка обмочился.

— Не переводи воду, — просвистел незнакомец. Даже голос его звучал странно, словно исходил из гортани птицы. Он слегка походил на воркование голубя, с едва различимыми, спрятанными где-то в глубине словами.

Земба поднял карабин к бедру и нажал на спусковой крючок. Прямо в корпус. На двух метрах. Нельзя не попасть. Раздался металлический холостой треск. Он выругался и дернул затвор, выбрасывая пустую гильзу со сбитым капсюлем. Следующий патрон перевернулся внутри, и карабин заклинило.

— Это ничего не изменит, — просвистел мужчина. — Ведь ты не можешь убить Ангела-хранителя.

— Сваливай! — жалобно промяукал Земба внезапно высохшим горлом. — Ты ничего от меня не получишь, урод.

— Ну-ну, что за выражения! Просто счастье, что мы в Намибии и ты никого не оскорбишь этим. Я хочу, лишь только чтобы все вернулось на свои места. У тебя есть что-то, чего ты не заслуживаешь. Все нужно заработать. Разве ты не читал басни Эзопа? У каждого свое место. Твое среди серых людишек, которые суетятся в круговерти и не имеют других недосягаемых желаний, кроме как дотянуть до первого числа. Это очень простой обмен: отдай мне Карту, и будешь жить. Так как должно.

Земба все это время возился с карабином, пытаясь достать погнутую гильзу. Бешенство победило страх. Наконец-то у него был враг. Существо, которое разрушило его жизнь. Один выстрел. Такого расстояния достаточно. Умойа Омубе и патрон винчестера калибра 0.30. Мужчина плавно и медленно встал, словно сидел на мягкой земле, а не на острых камнях. Встал, медленно раскрывая руки. Встал, поднимая голову. Тень от шляпы соскользнула с его лица, обнажая маленький бесформенный рот и нос, напоминающий клюв. Его лицо было чужим и выглядело так страшно, что в первый момент от испуга Земба не мог распознать в нем человеческое лицо. Маленькие желтые глаза со странными зрачками напоминали глаза совы. Белой совы с человеческим лицом.

— Ну и как? — спросил Умойа Омубе. Его рот был сама свирепость. Глаза гипнотизировали, как дуло двустволки. Все будет хорошо, только отдай Карту. Отдай Карту, и эти страшные глаза исчезнут, отдай Карту, и Умойа Омубе оставит тебя в покое. Отдай Карту, и ты не будешь умирать в муках, отдай Карту и возвращайся в свою ничтожную жизнь, возвращайся в свой офис.

— Нет! — крикнул Земба страшным голосом и с нечеловеческой силой дернул затвор. Погнутый патрон вылетел и на его место плавно вошел следующий.

— Ты выбрал, — просвистел мужчина, отвернулся спиной и отошел. К чертовой матери все эти вестерны и все это не-стре-лять-в-спи-ну. Земба поднял карабин к плечу и нажал спусковой крючок. Оружие оглушительно выстрелило, и Умойа Омубе, различимый сквозь блеск оранжевого огня, широко раскинул руки и внезапно разлетелся бесформенной тучей черных ошметков, стаей небольших птиц, которые исчезли среди пустынной ночи.

Вдали, там, куда Земба выстрелил, показались огни машины. Мощный рефлектор справа и несколько галогеновых лампочек на крыше, которые горели как-то несимметрично; похоже, в части освещения были перепутаны лампочки; видавший виды, запылившийся грузовик двигался из темноты прямо на Зембу, который беспомощно стоял с дымящимся М-14 в руке и абсолютной пустотой в голове. Люди! Спасение!

В лагерь он пришел с разбитым ртом, полным крови с ее солоновато-металлическим привкусом, и руками на затылке. Команда стояла испуганной тесной группой, подгоняемая неграми. Было их восемь или девять. На них были самого разного вида спецовки, головы обмотаны клетчатыми арабскими платками. Они абсолютно не походили на отряд спасателей. Были вооружены.

Ими руководил черный как сажа невысокий приземистый человек с густой щетиной на лице. На нем была зеленая кубинская кепка и защитные очки в резиновой оправе. Он говорил на чужом, каком-то гортанном наречии, которое звучало не как суахили, а суахили у Зембы был уже на слуху. Одно слово звучало понятно и страшно, как приговор. Слово, которое повторялось почти в каждом предложении главаря: «Африкаанс».

Земба посмотрел на взятый напрокат в Йоханнесбурге «лендровер» своей группы, который ярко горел южноафриканскими регистрационными номерами.

Африкаанс. Африканеры. Граждане Южно-Африканской Республики. Белые посреди пустыни с машинами прямиком из ЮАР. Независимо от того, к какой организации принадлежали эти типы, если вообще к какой-нибудь принадлежали, они были черными. Это могло означать только одно. Смерть.