Книга осенних демонов

Но я, однако, не обращал на него внимания. Это предохранитель. Непонятные или необъяснимые вещи, когда их рассматриваешь вблизи, способны разрушить всю структуру мира. Складывается впечатление, что она уже никогда не будет прежней. Но как только они пропадают с наших глаз, тотчас же дыра в рациональной действительности оказывается заделана. «Мне что-то привиделось», «может, я плохо услышал», «это всего лишь дрожащий от ветра воздух», «как странно иногда кричат птицы», «наверное, у меня была кратковременная галлюцинация», «я переутомился» — так можно без конца. Остается только воспоминание о наваждении или о коротком безумии.

Потому я и не пытался найти и поймать зверушку, чтобы подвергнуть ее какому-либо обследованию. Если бы оказалось, что это ожившая металлическая фигурка, я должен был сойти с ума. Какое-то время, растревоженный и злой, я ходил по дому, проверяя углы и ища следы заговора, тем временем хамелеон замолчал, а мой мозг остановился на мысли: «Я переутомился». Это самое легкое. Найдите в современном мире человека, который не переутомлен!

Утром я уже был уверен, что фигурка отвалилась и потерялась самым естественным манером, а вечером меня от усталости просто посетила временная галлюцинация.

Я завтракал, смотрел телевизор, позволял времени течь сквозь пальцы. Поехал в магазин. Пошел на обед в ресторан. Опять смотрел телевизор, читал книгу. Свободное время текло и медленно, и одновременно слишком быстро.

В субботу вечером я пошел в какой-то клуб с явным намерением найти себе девушку. Выштудированное одиночество и независимость — это одно, но я не отшельник. Впрочем, посещение ресторана с намерением познакомиться еще не значит ничего конкретного. Я мог пойти туда, рассматривать женщин, развлекаться мыслями о занятии с ними любовью, а потом выпить свой коктейль и спокойно пойти домой, ничем не рискуя: ни болезнью, ни беременностью, ни какой бы то ни было драмой. С другой стороны, всегда что-то могло случиться, и как раз это было приятно. В какой-то степени все зависело только от меня.

Отправляясь в клуб с этой целью, я иду один. Но нередко бывает, что и выхожу тоже один. Как правило, все заканчивается визуальным контактом. Иногда несколько танцев и разговоры. Иногда же и нет. Дело не в том, что я боюсь разговаривать с женщинами. Я скорее боюсь, что разговор удастся.

Я смотрел на танцующих девушек, на которых падал ультрафиолетовый свет, пучки лазера и отблески света, отчего дамы превращались в чуждых, неоновых чудовищ, блестящих, подобно глубинным рыбам. Грохот музыки долетал до меня как сквозь вату, в танцевальном зале было как в тропиках, мрачный и холодный ноябрь остался за окном. Вместе со всеми понедельниками, вторниками, собраниями совета, квартальными отчетами, канцелярскими штучками, нехваткой денег, нереализованными мечтами. Все это осталось за дверью, проблемы прогнала музыка, растворили коктейли в высоких бокалах. Некоторым же помогли полосы белой пыли, размельченной краем кредитной карты.

У девушки, сидевшей за барной стойкой по соседству, были мокрые от пота бедра, ее шея блестела в танцующем блеске прожекторов. Она была симпатичная. Не совсем в моем вкусе — такая классическая блондинка, которых, кажется, обожают мужчины. Длинные ноги и красивые глаза, окаймленные черными ресницами и бровями. Я должен заказать ей выпить. Должен выйти с ней в эту черную, густую от холода ночь. Должен поехать в ее квартиру. В пятиэтажку в центре, недалеко от университета, со следами потопа на штукатурке.

Она посмотрела на меня, оторвавшись от бокала, и тогда что-то произошло. Чувство было острым, как электрический разряд, музыка свернулась в темный, вибрирующий шум, мир за границами нашего зрения размылся, как туннель за окнами поезда. Остался только наш соединенный взгляд, как дорога света. Я почувствовал ее вечный страх: у тебя все меньше заказов! Что с тобой происходит! Сколько телефонных разговоров у тебя сегодня было? Где тетрадь со счетами?

Нет, я должен пригласить ее к себе. Положить в прохладную постель с сатиновым бельем и любить деликатно, классно, так, как я еще никогда никого не любил, а утром сделать ей завтрак в постель и отвезти домой.

И тогда я почувствовал это завтрашнее утро. Вкус ее пота, смятые простыни, полосы вчерашней туши на щеках, двое чужих людей, которым абсолютно нечего сказать друг другу. Ее вчерашнее высокомерное кокетство, ее «ну, что мне скажешь?» Ее скупые, неловкие и несмелые ласки, пассивный, сонный секс предыдущей ночью. Почему ты плачешь? Ничего… извини, не трогай меня, пожалуйста, прошу тебя… Меня зовут… Я не хочу знать, пожалуйста, мне нужно идти… Напрасность, грусть.