Книга отзывов и предисловий

Цирк невеселый, но это очень смешно. Так же, как в другом месте: «…погода ландшафт продолжает упоминать, / Так же упорно и уныло, как Соломон Волков – Баланчина». Где Соломон Волков, там и Бродский. У Сальникова хватает формально «бродских» стихотворений, с длинными строками и анжамбеманами [переносами фраз из строки в строку]. Не станем отрицать зависимость от влиятельной – любимое слово Бродского – просодии. Но пафос, который Бродский часто на себя напускал (прекрасно умея, впрочем, его гасить), Сальникову чужд. Об этом он говорит прямо. Он ловит себя на том, что, «словно какой-нибудь Бродский, свысока обозревает места», и вспоминает строку «Из забывших меня можно составить город»:

Меня удивляет, как Бродского не порвало от собственного пафоса, когда он придумал эти слова. <…>
Господи, да из тех, кого я сам забыл, можно составлять области, автономные округа.

Так что город, по которому идет Сальников, состоит не из забывших и забытых, а из стройматериалов в движении:

И ты такой идешь, идешь, хоп-хоп, и вдруг
Выходишь в такое место среди снегопада,
Где вместо снега обильно валятся буквы…

Вот книга Сальникова и есть такое место. Стихи человека, который нашел свое место среди снегопада и, остановившись ненадолго посреди этого места, всматривается в него и произносит свое негромкое сообщение. Которое, в свою очередь, заставляет остановиться и постоять рядом прохожих, то есть нас.

Эдуард Лимонов. Поваренная книга насекомых. СПб.: Питер, 2019

Горький

Новая книга стихов Лимонова – из тех, что честно предупреждает о своих недостатках. У нее обескураживающее вступление: «Я пишу все хуже и хуже, потерял остроумие, держусь даже и непонятно на чем…» Но, конечно, это скорее кокетство, чем сокрушенное признание, потому что начинается авторское предуведомление со слов «Стихотворения – это такие сгустки блевотины из жужжащих в более или менее больной голове связных и бессвязных звуков». ОК, Рембо-Бурлюк-проклятые-поэты, поехали.

Здесь действительно много к чему можно придраться. То, что у Пригова сработало бы как прием, у Лимонова кажется неряшливостью («Партизан Денис Давыдов / Молодому человек / Был за храбрость орден выдан / И зачислен был навек / Он в иконостас высокий…»). Но в этой неряшливости – свой шик; вот перед нами стихи, всем своим видом посылающие нас на три буквы – но, собственно, ради этого посыла Лимонова и читают не первое десятилетие. Самолюбование? («Отголосок о нем будет долго тревожить державу. / Ей весьма повезло, что не он той державой рулил» – из стихотворения «Эпитафия», от какового заглавия явно отвалилась приставка «Авто-».) Ну, на том стоим. Знакомый по стихам прошлых лет приапический эротизм превращается в бормотание? («Бог знает, что себе бормочет / Седой и статный хулиган» – что-что, а льстить себе Лимонов не разучился.) Ну, так нас предупреждали, что здесь будет «Му-у» и «Ох-х», да и все, что между ними, иногда выдает прежний постобэриутский блеск:

У тебя отец ученый
Он готовит на Луну
В ее климат кипяченый
Экспедицию одну

Ты работаешь в журнале

Ты красива и остра
Родилась ты в Трансваале,
И звезда твоя сестра

У тебя развод, квартиры

И высокие мужчины,
Но черны над нами дыры.
И года, как гильотины

Красной щеткой от прически

В меня целятся присоски
Менеджер, сойдись со мной!
Подо мною хрипло вой…

Впрочем, совсем не всегда. Известны статьи, разоблачающие лимоновский сексизм (и написанные с жаром, в каком-то смысле конгениальным Лимонову девяностых)[11], но в этой книге некоторые тексты настолько саморазоблачительны, что вызывают единственную эмоцию – снисходительность:

Нет смысла объяснять и вразумлять.
Куда практичней взять тебя за попу
И долго, вдохновенно проникать
Как злой мигрант в блондиночку Европу…