Книга памяти. Воспоминания солдата

Положили и меня на стол, привязали руки, ноги, подвернули на левой ноге холщину подштаников (я был в нательном белье). На лицо положили марлевую повязку, и, не знаю, очевидно, капнули хлороформ или что-то иное — в нос только нечто густое, слезкое, удушливое…

— «Считай», — кто-то сказал. Я не считал. После нескольких вдыханий мне стало легко, тело вовсе не чувствовал, словно оно невесомое парит в пространстве. Я что-то рассказывал о том, как мне хорошо, как я, словно птица, рею в поднебесье…

Затем мне надоело, я рывком поднялся на столе.

— Почему до сих пор не делаете операцию? — и осекся, взглянув на ногу. Хотя в голове был туман, понял, что все уже сделано. Нога покоилась на столе, забинтованная белоснежным бинтом. Ребята приставили к столу носилки, помогли передвинуться на них и понесли. Уже у двери услышала голос хирурга:

— Вот, посмотри, какое железо было у тебя в ноге, — показал осколок, я как-то безразлично взглянул — был еще в полупомрачнении.

Через некоторое время мне в палату принесли 100 гр водки, что-то поесть. Выпил, неохотно, уснул. Спал до утра. Опьянение прошло, чувствовал себя нормально. Ребята рассказали об операции. Вел себя спокойно, разговаривал, девчата спрашивал, где и с кем был, кто нравится — и я все рассказал. Я этого не помнил. Оказывается, при наркозе бывает такой момент, когда ты сам ничего не чувствуешь, не помнишь, а на все вопросы отвечаешь, притом — правильно. Рассказали, как хирург долотом выдолбил осколок, кость вокруг почернела (еще бы! — осколок “просидел” в кости почти шесть месяцев).

После операции рана быстро заживала. Чаще выходил во двор: уже пригревало весеннее солнце. Пошел сфотографировался — маленькая такая фотография, послал домой.

— «Скоро выпишут», — сказала Мушка во время одной из перевязок. Я это и сам видел. Прошло еще несколько дней. Швы сняли, рана закрылась.

Точно не помню, но где-то в 20х числах апреля 1944 г. меня выписали.

Прощай, Моршанск, прощай, госпиталь!

ОТ КОВЕЛЯ ДО ВАРШАВЫ

Из госпиталя попал в запасной полк в Борисоглебск. Решил, что связистом больше не буду- хватит с меня, “хлебнул” счастья. Когда спросили, кем был на фронте, сказал: артиллерийским разведчиком. Служба эта мне знакома, ведь отделения связи и разведки — в одном взводе управления. Основные приборы стерео разведчика — стереотруба, бинокль, буссоль; надо уметь пользоваться топографической картой. Все это я знал, умел. В Борисоглебске пробыл недолго, в начале мая 1944 г прибыл на фронт. Определили меня во взвод управления полковой батареи 76-мм пушек 1107 стрелкового полка 328 стрелковой Пинской дивизии 47 Армии. Армия действовала в составе 1-го Белорусского фронта (создан 20 октября 1943 г. вместо Центрального). После наступления 1943 года Армия занимала позиции на левом крыле фронта, наш полк держал оборону под Ковелем. Так я стал командиром отделения артразведки. Взводом командовал молодой лейтенант Орлов. Он только закончил училище, у него была девушка, посылал ей деньги по аттестату.

На фронте затишье — готовились к боям, полк стоял во втором эшелоне. Мы — разведчики, связисты — проводили полевые занятия: уходили из расположения подразделения в лесок или на луг к р. Турье; связисты “упражнялись” в наведениях линий связи, а мы — в оборудовании НП, ведении наблюдений, обнаружении и нанесении на карту целей. Командир взвода парень был хороший, у нас было время полюбоваться здешней чудесной природой, пострелять в Турье щук.

Турья — речушка неширокая, течет через луг, берега в буйной сочной траве, возле берегов в реке — осока, водяные лилии. Вода чистая, прозрачная. Идешь по берегу и видишь, как щучка стоит в водяной зелени, подкарауливает добычу. Прицелился и одиночным выстрелом из — если и не попадешь — все равно оглушишь: перевернулась вверх брюшком, всплыла. Здесь же у нас котелки — варим что-то, что имело далекое подобие ухи. После этого приятно прилечь на бугорке, подставить себя теплому солнцу, вздремнуть. Лейтенант только предупреждал, чтобы не ложились вниз лицом — отекает, заметно будет, что спали. Жаль, погиб он в Польше: шел из передовой на огневые и попал под артобстрел.

Батареей командовал ст. лейтенант Разваляев, ростовчанин, коренастый, лет сорока, мужик энергичный, всегда бодрый. Любил батарею, лошадей (батарея была на конной тяге), считал профессию артиллериста очень престижной, а артеллерийцев — армейской “интеллигенцией”. Полушутя, полусерьезно говорил: “ Артелирист всегда должен быть чисто выбрит, наглажен и слегка пьян.” Надо сказать, что всего этого он свято придерживался. умел и любил ездить на лошади. В период затишья на передовой или когда отводили на краткий отдых во второй эшелон — проводились занятия, в том числе учились езде верхом, в седле. Случалось, солдат не знал, какую ногу в стремя поставить. всунул левую — Ты какую ногу в стремя сунул?! — понарошку возмущаются бывалые. Растеряется, выдернет, подпрыгнет — сунет правую:

— Ты что, через голову на лошадь садиться будешь? — и рады, что “поймали” простачка, весело хохочут.