Книга перемен

Нет-нет, я не претендую на то, что знаю абсолютно все, но самое главное. Даже не сомневайтесь! Как же мне иначе продолжить свою правдивую историю? Я обязан знать! Я приложил массу усилий к тому, чтобы знать!

— Вы как-то написали, что вам самому интересно, что будет дальше, потому и возник мой вопрос.

— Вестимо, мне интересно, — подтвердил Гофман с очаровывающей улыбкой. — Ведь все нынешние герои моего повествования еще живы и действуют без оглядки на меня, заблудшего. Пока я неравнодушной рукою старательно рисую их портреты, в которых они, вполне возможно, и не захотят узнать самих себя, с ними что-то происходит, к чему-то они идут без моего ведома. Ну да ведь это не беда! Я все успею наверстать, вот увидите, фрау доктор. Все успею наверстать! Не столь уж многое мне осталось изложить, а потом. Потом, покинув стены сей невеселой обители, распростившись с вынужденным уединением.

— Покинув? — помертвевшими губами прошептала фрау Шаде. — Покинув? У вас же срок… гигантский. Франц? Что вы такое говорите?

Но Гофман, словно не услышав ее, продолжил:

— распростившись с любезно предоставленным мне полицейскими властями убежищем, говорю я, позволю для начала себе отпуск, чтобы отдохнуть от праведных писательских трудов, а потом. Все мечты? Вы это хотите сказать, фрау? Ну и пусть. Между прочим, как бы вы отнеслись к тому, чтобы тоже стать героиней моего романа? Вас бы это не испугало, отважная фрау?

— Это неизбежно? — тихо и серьезно, не глядя на Франца, спросила она.

— Неизбежно, — оставив дурашливую манеру, так же тихо и серьезно ответил он. — Автор сам все решает за героев. Автор отвечает за судьбу своих героев. А герои и рады-радешеньки, — снова улыбнулся он.

— А не заигрались ли вы, Гофман? — рассердилась фрау Шаде. — По-моему, вы склонны манипулировать живыми людьми, а вовсе не литературными героями, а рассуждения ваши противоречивы и. И не гуманны. Кем вы себя вообразили? Демиургом?

— Почему бы мне им не быть? — пожал плечами Гофман. — Почем вы знаете, может, я и есть.

— У вас мания величия, вот вам диагноз профессионала, Гофман!

— Очаровательная фрау, можно ли ставить такой диагноз творцу? Это его суть, а не диагноз. При чем здесь мания? — пожал плечами Гофман. — Впрочем, это все риторика, не более. Так хотите вы читать дальше или нет?

— Хочу, — призналась фрау Шаде после короткой паузы.

— Тогда отправляйте меня в камеру, и я продолжу. Я полагаю, у них там было достаточно времени, чтобы облазать все уголки памяти моего компьютера на предмет выявления крамолы, мы тут с вами битых два часа беседуем. К моему несказанному удовольствию, — любезно добавил он. — Кроме того, наша с вами очередная продолжительная беседа может вызвать у дурака Клотца некоторые подозрения. Он совсем одурел, по-моему, он вас ко мне ревнует, прелестная фрау, готов поклясться.

Фрау Шаде, не ответив и откинувшись на спинку стула, подальше от светлого круга лампы, чтобы Франц не заметил смятения в ее глазах, вызвала сигналом конвойного и сухо кивнула в знак прощания.

Не так давно, по всей видимости, с подачи Клотца, наябедничавшего из ревности, фрау Шаде вызвало тюремное начальство и потребовало объяснений по поводу ее контактов с заключенным Гофманом, которые, по некоторым данным (чертов зануда Клотц!), выходят за рамки ее профессиональных обязанностей. Ей пришлось писать объяснительную записку с обоснованием ее повышенного профессионального интереса к заключенному Гофману. Та полная чушь, которую она написала, вроде бы показалась правдоподобной. И все же с некоторых пор она чувствовала к себе особое внимание, навязчивую опеку, ловила внимательные взгляды тех, кто до сих пор лишь приветливо раскланивались с нею и желали доброго утра или доброго дня, бросали ни к чему не обязывающие реплики о погоде, поздравляли с праздниками, говорили дежурные комплименты. Она чувствовала, что ее подозревают в неблагонадежности, что на репутацию ее брошена тень.

Глава 6

Не передать словами объявший меня восторг, когда я понял, что передо мной возлюбленная души, та, чей образ я с детских лет носил в своем сердце и кого так долго скрывала от меня злая судьба.

Э. Т. А. Гофман. Автоматы.

Из книги «Серапионовы братья»

Михаил Александрович сидел на усыпанном камнями пригорке и смотрел, как тяжелое закатное солнце быстро тонет за горизонтом. Он очнулся, когда по колену ему чувствительно ударил округлый коричневый камушек, брошенный Максом.

— Миша, я звал, звал, а ты как глухая тетеря. Пойдем-ка к палаткам, не то опять заблудимся. Стемнеет через пять минут.