Книга перемен

— Тысячу триста двадцать первый раз угрозы слышу. Привык уже, знаете ли. Даже как-то не по себе, когда давно их не слышу. А что вы, собственно, имеете против школы милиции, Галина Альбертовна? Куда вы хотели сами-то «пропихнуть» своего отпрыска? В этот ваш Финансово-экономический? Так какой из него экономист-финансист? Он бы провалил все экзамены, несмотря на вашу ловкость в обустройстве иных делишек. Ну, нет у него ваших способностей, и сами вы прекрасно это знаете. А школа милиции — заведение довольно полезное, особенно сейчас. Что же касается нашего дела, так Сережа как нельзя лучше подходил на роль. У него с Францем Луниным много общего. Не тот у него размах, не тот ум, не тот талант, но… те же замашки, по большому счету. И не машите ручками — те же! Кстати, он сам охотно согласился принять участие в операции, когда узнал, кого предстоит отловить. Не забыты, верно, детские обидки в спортзале, ммм?

— Вы что, во все его посвятили?!!

— Я, при всех своих недостатках, разве похож на психа? Ваш отпрыск самоуверен, а сознание у него криминальное, как и у всего нынешнего поколения, ей-богу! Знай он все, он вполне был бы способен начать собственную глупую, грубую и примитивную игру. И попался бы… кому не надо. И погорели бы мы с вами, свет очей моих.

— Да ведь все равно толку не вышло! Франц, очередной наш наследничек, смылся, растворился, исчез бесследно! И это после того, как его и Сережу взяли с поличным на складе фирмы. Как это у вас так здорово получилось? К тому же это склад фирмы, которая принадлежит его брату. Это что, случайность? Или ваши извращенческие штучки?

— Мне казалось, что маленькая месть вашему бывшему любовнику доставит вам некоторое удовольствие. И у меня все получилось! Получилось бы. Если бы не эти дебилы из ИВС. Всего-то и надо было посадить Франца этого, Маугли, в одиночку для пущей сохранности до утра, и все! Все, что от этих дебилов требовалось! Они и посадили, придурки. Ох и посадили! Одиночной камеры у них, понимаете, не нашлось, так они сунули его в какую-то кладовку с дыркой в потолке, через которую раньше проходили трубы с чердака. А дыра заделана фиговой фанеркой. А Маугли наш способен пролезть и в мышиную нору, умеет ходить по стенам, по потолку и даже летать. Поэтому он эту самую фанерку-картонку от потолка отодрал, дыру расширил совсем немного — штукатурку и гнилые доски обкрошил — и утек через чердак и вниз по водосточной трубе прямо под носом у дежурного. Ему, я полагаю, даже пригибаться не пришлось, прошел под окошком, и все дела. А еще один идиот, который стоял в дверях и курил под звездами, сообщил, что необыкновенного ночью случилось только то, что какой-то мальчишка околачивался, искал томившегося в узилище папашу, как объяснил жалобным детским голосочком. Идиот мальчишку шуганул и сам за шкирку за ворота вывел. И подзатыльник дал, чтобы тот бежал быстрее. Он и побежал. И привет вам.

— И привет вам, Петр Иванович. А вы-то мечтали, что он вам в благодарность за освобождение, за сокрытие его криминальных подвигов… на блюдечке с голубой каемочкой. И где он теперь?

— Ммм. Где? Хороший такой вопрос, — несолидно заерзал Петр Иванович, тщательно пряча взгляд. — Так вот, таможенники в аэропорту вчера обратили внимание на одного русского литовца, худощавого блондина необыкновенно маленького роста, который возвращался домой с легким багажом. Если только это был наш прыткий приятель, запасшийся заблаговременно поддельным паспортом, то полагаю, что в Литве он недолго задержится. Наверняка попытается пробраться в Германию, благо язык, как нам известно, знает в совершенстве. Можно бы, конечно, попробовать его нагнать и задержать. Но… нынешняя Литва. Нынешняя Германия. Сложно будет. Даже весьма сложно. Неподготовленная авантюра получится, а значит, очередной провал, если честно-то. Я бы предпочел надеяться, что он все же затаился где-то здесь, поэтому будем отслеживать. Возьмем в оборот семью.

* * *

У Олега с некоторых пор сложилось впечатление, что Инна специально готовится к его визитам, не слишком частым и недолгим. И что она изо всех сил старается вызвать к себе отвращение. Каждая встреча становилась новым кирпичиком в стене несправедливых обид и подстроенных недоразумений, которой Инна старательно и упорно отгораживалась от мужа.

О своих визитах Олег всегда извещал ее заранее, звонил из Москвы. И, как правило, по приезде минуту-две тосковал перед дверью ее хрущевской «распашонки» на углу проспекта Славы и Бухарестской, которую она ни за что не хотела менять на более приличное жилье. А тосковал по той причине, что из квартиры через замочную скважину, через зазоры между дверью и косяком и еще через какие-то невидимые щели доносились запахи перегара и табака. Он открывал дверь своим ключом и окунался в сонную и клейкую атмосферу уже остывшего и, в общем-то, жалкого разгула.