Книга Песен

Кладбище

Село солнце за Гималаи,

Чтоб назавтра вновь взойти;
Бредет йогин на кладбище
Отсекать привязанности.

У него труба из кости,

Он начнет в нее трубить;
Созовет голодных духов —
Их собой поить-кормить.

Они съедят его тело,

Они выпьют кровь до дна;
И к утру он чист-безгрешен,
Не привязан ни хрена.

Ох, мы тоже трубим в трубы,

У нас много трубачей;
И своею кровью кормим
Сытых хамов-сволочей;

Столько лет — а им все мало.

Неужель мы так грешны?
Ох, скорей бы солнце встало
Над кладбищем моей родины…

Не коси

Не коси меня косой,

Не втыкай в ладонь гвоздь;
И настоем цикуты ты меня не глуши.
Ты — мой светлый разум,
Я те — черная кость,
Так сбегай в честь пропоя
Нашей чистой души.

Сколько я ни крал — а все руки пусты;

Сколько я ни пил — все вина как с куста;
Хошь ты голосуй, хошь иди в буддисты,
А проснешься поутру — всяк вокруг пустота.

Не пили меня пилой, не тычь бревном в глаз:

Бревен здесь хватит на порядочный дом;
А душа — святая, она клала на нас,
Так что пей — не ерзай, мы с тобою вдвоем.

Я бы и хотел, да все как след на песке;

Хошь — пой в опере, хошь брей топором —
А все равно Владимир гонит стадо к реке,
А стаду все одно, его съели с говном.

Мается

Мается, мается — жизнь не получается,

Хоть с вином на люди, хоть один вдвоем;
Мается, мается — то грешит, то кается;
А все не признается, что все дело в нем.

Мается, мается — то грешит, то кается;

То ли пыль во поле, то ли отчий дом;
Мается, мается — то заснет, то лается,
А все не признается, что все дело в нем.

Вроде бы и строишь — а все разлетается;

Вроде говоришь, да все не про то.
Ежели не выпьешь, то не получается,
А выпьешь — воешь волком, ни за что, ни про что…

Мается, мается — то заснет, то лается;

Хоть с вином на люди, хоть один вдвоем.
Мается, мается — Бог знает, где шляется,
А все не признается, что все дело в нем.

Может, голова моя не туда вставлена;

Может, слишком много врал, и груза не снесть.
Я бы и дышал, да грудь моя сдавлена;
Я бы вышел вон, но только там страшней, чем здесь…

Мается, мается — тропка все сужается;

Хоть с вином на люди, хоть один вдвоем.
Мается, мается; глянь, вот-вот сломается;
Чтоб ему признаться, что дело только в нем…

В белом кошелечечке — да медные деньги,

В золотой купели — темнота да тюрьма;
Небо на цепи, да в ней порваны звенья;
Как пойдешь чинить — ты все поймешь сама.