– Вы что-то забыли, мистер Ламент? – Лифтер-негр избегал смотреть мне в глаза; он явно волновался, и от этого я только еще больше разнервничался.
– Вы знаете, кто я?
– Да, сэр. Вы Бенни Ламент. – Лифтер глянул на мою спутницу и, пригнувшись в забавном поклоне, добавил: – А вы Эстер Майн. А меня зовут Элрой Грейди. Мне очень нравится ваша песня. Мы все ее поем.
– Какая именно песня вам нравится? – полюбопытствовала Эстер.
– «Ни один парень», – усмехнулся лифтер и начал тихонько ее напевать:
Он в восхищении помотал головой:
– Она так легко запоминается!
– Мы сейчас будем петь в гостиной внизу, Элрой. Может быть, споем и эту песню… только для вас, – сказала Эстер.
– Нет. Мы ничего не будем петь в гостиной. Отвезите нас назад, – уперся я.
Элрой перевел взгляд с меня на Эстер, но дверь лифта не открыл и кнопку, чтобы вернуть нас на наш этаж, тоже не нажал.
– Мой кузен обслуживает там сейчас столики.
– Как его зовут? – игнорируя меня, спросила Эстер.
– Перси Браун. Он сойдет с ума, увидев вас воочию.
– Мы поприветствуем его, Элрой, – пообещала Эстер.
– Он цветной… как мы, – сказал лифтер, все еще не открывая дверь и не сводя глаз с Эстер. – Перси – единственный цветной парень из всех, кто сегодня в ночную смену. Вы сразу его опознаете. – Элрой повернулся ко мне. – Он тоже играет на пианино… как вы, мистер Ламент. Даже подумать боюсь, что с ним будет, когда он вас увидит и услышит.
– Мы постараемся его не разочаровать, – с теплом в голосе сказала Эстер.
– Вы разочаруете его, только если не станете петь. Вы всех нас тогда разочаруете.
«Вы всех нас тогда разочаруете». Я закрыл глаза и воззвал с мольбой к Господу: «Боже, наставь меня на верный путь!» И, молясь, я думал не только о себе, но и о Сальваторе Витале и Рудольфе Александере.
– А вы действительно пара? – прошептал Элрой, как будто опасался, что его кто-то подслушает. Хотя кроме нас в кабине лифта никого не было.
– Действительно, – подтвердила Эстер.
– Я так и думал! Это хорошо. Это замечательно! А Перси сомневался. Он говорил, что это трюк… ну, чтобы привлечь внимание. Но это ведь не так?
– Не так, – сказал я.
– Кому-то не нравится, что вы поете вместе… Поэтому вас избили? – спросил совсем тихо Элрой.
Ответить на этот вопрос было не так-то легко. И я просто потряс головой.
– Вы вдвоем творите историю. Каково это? – Лицо Элроя окрасило благоговейное изумление.
Я опять ничего не ответил, и лифтер сочувственно нахмурил брови.
– Похоже, не так-то это и приятно, – сказал он, а затем ухмыльнулся и подмигнул.
Я тоже подмигнул, и моя разбитая губа закровила. Я приложил к ней носовой платок и… рассмеялся. Смешок больше походил на хрюканье, но я вдруг развеселился и почувствовал облегчение – такое же, как от слез на пути из Детройта в Чикаго. Элрой и Эстер засмеялись вместе со мной, хотя и не так громко. По смущенной улыбке Эстер я понял, что она даже на миг усомнилась, не выжил ли я из ума.
– Всегда кто-то бывает первым, верно? – все еще улыбаясь, сказал Элрой. – Всегда должен найтись кто-то, кто покажет людям, что представляет собою их новый мир.
– Если ты желаешь изменить мир, покажи людям, каким он должен стать. Покажи им это на собственном примере, – согласилась Эстер, взяв меня под руку.
– Мне это нравится, – кивнув, прошептал лифтер.
– Но мы не первые, Элрой, – сказала Эстер.
– Первые, кого я встретил. И надеюсь, вы не будете последними, – ответил он и запнулся, блуждая между нами взглядом. – Вы все еще хотите подняться на свой этаж, мистер Ламент?
Да, я хотел. Я хотел убраться подальше из этого Чикаго. Но я помотал головой.
– Нет. Выпустите нас, Элрой.
– Тогда желаю вам удачи. – Лифт открылся, и мы вышли из него – готовые как никогда.
Сэл сказал, что собрались все. И это не было преувеличением. Там были действительно все – человек шестьдесят, способных как возвеличить тебя, так и погубить. Я узнал двух актеров, одного политика и трех главарей мафии с их консильери. Все пришли с женами или… подружками. Спортивный обозреватель сидел с владельцем «Уайт Соке» и его новым питчером. А за угловым столиком, спиной к стене и с глазами, устремленными в зал, сидел еще один человек, которого я узнал. Высокий, худощавый, безукоризненно подстриженный, он сверкал залысиной на макушке. Маленькие круглые очки и эта залысина должны были бы его старить. Но нет. Они лишь придавали ему устрашающий вид. Я знал этого человека из газет и новостных репортажей: в последнее время он часто мелькал в новостях. А еще я видел его на фотографии в кабинете Сэла. За одним столиком с ним сидели еще два человека. Все трое пили вино со спокойствием избранных, сознающих свою неприкосновенность. Мое сердце упало, в груди снова забурлило неистовое желание сбежать из этого чертова сборища. В зале был Рудольф Александер…