Книга песен Бенни Ламента

– Вы знали о болезни отца, когда я к вам приезжал?

– Да.

– И вы не посчитали нужным сказать мне об этом?

– Не в моих правилах вмешиваться.

Я поднес ладони к глазам. Мы все вели себя одинаково, стараясь обходить молчанием то, о чем надо было говорить, в чем нужно было признаваться и что надо было обсуждать…

– Болезнь толкала твоего отца на глупости, – сказал Сэл. – Он возомнил, что терять ему нечего.

Я оторвал от лица руки и заглянул дяде в глаза. Его взгляд был абсолютно пустым…

– Что за парень был на улице? – спросил я.

– Некто по имени Мики Лидо.

– Кто он такой? – уточнил я.

– Никто.

– «Никто» не стал бы поджидать с ружьем на пожарной лестнице, когда мой отец вернется домой.

– Может, он ждал тебя, Бенито.

Я онемел.

– Ты не послушал меня, племянник, – прошептал Сэл. – И вот Джека нет.

– Это вы подослали убийцу к моему отцу?

– Я любил его, Бенито.

– Я не об этом вас спросил! – взревел я.

Сэл залепил мне затрещины обеими руками; его ладони отскочили от моих запятнанных кровью щек, и только наше обоюдное удивление остановило мои кулаки.

– Твой отец был лучшим из людей, которых я встречал. Я знаю, ты думаешь иначе. Ты слишком хороший, слишком добропорядочный для нас. И смотришь на свою семью свысока, – мягко произнес Сэл.

– Я хочу жить своей жизнью. Быть хозяином самому себе и ни от кого не зависеть.

– Это невозможно, племянник. Так или иначе, но самому себе никто на этом свете не принадлежит.

– А кто ваш хозяин, дядя?

Сэл потряс головой, как будто я был малым, неразумным дитятей, и прикрыл глаза.

– Может, мне и следовало все тебе рассказать… Все объяснить.

– Может, мать твою, и следовало!

Сэл повел плечами и взмахнул манжетами так, словно собирался снова хлестнуть меня по лицу. А мне этого даже хотелось. Шок развеивался, и по моему нутру начал расползаться ужас. Его гнев отвлекал..

– Ты знаешь, кто такой Рудольф Александер? – осведомился он резким голосом, дробно чеканя слова.

Это имя мне было известно, и все-таки я помотал головой.

– Рудольф Александер – отец Мод Александер. Полагаю, ты знаешь, о какой Мод я говорю.

Я кивнул.

– Рудольф Александер – очень состоятельный человек. И очень могущественный. Он женился по расчету на потомственной аристократке и построил на ее деньги империю. Рудольф работал адвокатом в профсоюзе водителей грузовиков, пока не попал в федеральный суд. Избранный президент полностью в его руках. Он получит все, что только пожелает. По слухам, Рудольф метит в Верховный суд.

«Политика – дело грязное. Я бы предпочел перейти дорогу гангстеру, чем политику», – слова Ахмета мигом пронеслись у меня в голове, но я был слишком потрясен, чтобы зацикливаться на их переосмыслении.

– Рудольфа никогда не спрашивали ни о его дочери, ни о внучке. Думаю, он предпочел бы сохранять и дальше всю эту историю в тайне, особенно учитывая расовую принадлежность… и нынешний климат… политический… в стране. Судьи назначаются, и он сидит на федеральной скамье более 20 лет. На самом деле он получил там место сразу после смерти дочери. До своего назначения в федеральный суд Рудольф был активным сторонником закона Манна – того самого закона, который позволил засадить в тюрьму Бо Джонсона за пересечение границы между штатами с его дочерью.

– Это было двадцать лет назад, – возразил я, ничего не понимая.

– Не так уж и давно, – покачал головой Сэл. – Твой отец любил Бо Джонсона. Но дело не в нем. Дело в Рудольфе Александере. Джек стал беспечным. Забыл об осторожности. Теперь и ты в это ввязался. А он мертв.

Сэл вскинул руки, и на мгновение мучительная тоска, прокравшаяся в комнату, исказила его лицо. Он резко встал, подошел к телефону, положил трубку на рычаг и остался стоять ко мне спиной. А мне стало интересно – уж не плачет ли он? Сэл плакал на поминках матери. Отец тоже плакал. Слезы не пересыхали в его глазах много дней…

– Давай-ка умойся, – приказал Сэл мягко, но без дрожи в голосе. – Насчет этого не беспокойся, – указал он на кровь на полу. – Я оставлю Жердяя тут подежурить. Он вызовет бригаду.

– Бригаду? – переспросил я непонимающе.

– Ну да, прибраться.

– Но я не хочу, чтобы они трогали папины вещи…

Господи! Папины вещи! Тоска вдруг обступила меня плотным кольцом, проползла по коже. Я вцепился в свою окровавленную рубашку и начал сдирать ее с тела, отрывая в нетерпении пуговицы. Одна из них отлетела и ударилась об стену, другая покатилась по полу к лужице уже сворачивавшейся крови, где умер отец.

– Я обо всем позабочусь, – успокоил Сэл, повернувшись ко мне. Отутюженные складки на его брюках не помялись, а черноту его пиджака не подпортило ни одно пятнышко. Но в морщинах на его лице собрались тени, подчеркнутые беспощадным утренним светом.

– Эстер Майн ничего не грозит? – спросил я.

Пожав плечами, Сэл показал мне ладони.

– Пока нет. Он не будет ее трогать. Он не трогал ее все это время. От нее требуется только помалкивать. Ее молчание – гарантия ее прощения. И все замнется. Что до тебя – послание ты получил. Они подождут и посмотрят, внял ли ты ему.