Они прошли в дальнюю часть гостиной, и Беата склонилась над помеченными страницами.
– Что же тут такого, господин Граф?
– Прочесть эти фрагменты писем без увеличительного стекла практически невозможно, но я думаю, вы сможете разобрать подпись вашего дяди Клауса.
– Да, вот она, очень отчетливо. Как это необычно. Он писал письмо, и остался след.
– Видимо, его подлинность признают и в суде, но предварительно я хотел бы услышать мнение адвоката. Красивый почерк, не правда ли?
– Это очень похоже на дядю – оставлять следы на книгах таким вот образом, исключительно по рассеянности. Вы знаете, он был таким добрым и деликатным, но очень небрежным и легкомысленным. Я помню его именно таким. Он, конечно, не намеренно испортил книгу. Он… – Беата посмотрела наверх, неожиданно поразившись чему-то. – Боже милостивый.
– О чем это вы? – Граф улыбнулся ей.
– Я подумала о его красивом почерке! Представьте себе, что он написал письмо, которое по каким-то причинам впоследствии решил не отправлять. Что-то такое, чего он не мог послать и порвал. И затем, предположим, он обнаружил следы на книге и понял, что их нельзя стереть!
– Неприятная ситуация – почти безвыходная.
– Вырвать страницу – проще всего. Дядя Клаус мог соблазниться простотой решения, но никогда не стал бы этого делать, не посоветовавшись с отцом. Он просто не смог бы вырвать гравюру из любимой книги и затем спрятать ее.
– Но если гравюра существует, то кому бы не хотелось, чтобы я нашел ее?
Беата казалась смущенной и даже напуганной.
– Тетя Анна наверняка не охотится за ней… Без своего кресла на колесах она не в состоянии ступить и шагу, а объяснить Леону, что и как надо искать, не смог бы и Господь Всемогущий. Господин Граф, эти следы только усложняют все дело. Наверное, я зря виню Леона?
– Честно говоря, я никогда не думал, что картинку вырвал Леон Одемар, – никогда не считал это действием умственно неполноценного.
– Он не обратил бы внимания на отпечаток письма.
– Нет.
– Выходит, мои рассуждения основаны на неверных предпосылках. В таком случае смерть кузена Матиаса… Это был настоящий несчастный случай? Дядя Матиас и я были так страшно предубеждены. Я должна ненавидеть мысль о том, что мы… Господин Граф!
– Да? – Граф улыбнулся ей.
– Пожалуй, нам лучше бросить эту затею.
– Так всегда поступают со мной, госпожа Одемар.
– Поступают как?
– Просят отыскать что-нибудь для них, а потом жалеют о своем порыве.
– Из-за этих оттисков писем все начинает выглядеть по-другому.
– А знаете, ваш отец не стал бы обращать мое внимание на утраченную гравюру, если бы сам вырвал ее.
– Он вырвал гравюру? Забавно! – Темные глаза Беаты отчаянно ловили взгляд Графа.
– Я подумал, что вас удивит, как далеко он способен зайти, оберегая посмертную репутацию брата.
Впервые Граф смог разглядеть фамильное сходство Беаты с бабушкой Одемар: отсутствующий взгляд, упрямо вздернутый подбородок, горделивая посадка головы.
– Ничего плохого он делать не станет… Кажется, вас посетила какая-то дикая идея…
– У меня не бывает диких идей. Зато она есть у вас… И я советую вам отказаться от нее.
– Даже не подумаю. Одемары неспособны ко лжи и обману ради сохранения репутации семьи!
Граф подумал, что бабушка Одемар, вероятно, была способна почти на все. Он вспомнил потрясающий портрет и очень живо представил себе, как тонкая рука этой восхитительной дамы выталкивает из окна ненавистную родственницу по мужу. Правда, в жилах бабушки текла кровь другого рода. Отогнав несколько пугающее видение, Граф дружелюбно сказал:
– Позвольте вас заверить, что у меня нет никаких подозрений в отношении вашего отца. Он обсуждал со мной пропажу гравюры, еще не зная о связанной с ней тайне. И уж, конечно, он и предположить не мог, что господин Матиас решил обратиться ко мне по той же причине, или что вы собирались сделать то же самое.
Беата задумчиво рассматривала замок Люциуса Лафранчи.
– Эти отпечатки писем дяди Клауса ужасно расстроят отца. Лучше, чтобы он о них не узнал.
– Не слишком ли вы его опекаете?
– Иронизируете?
– Вовсе нет.
– Он их не заметил – и слава богу. Бедный папа, он такой чувствительный! Господин Граф, у меня появилась еще одна мысль.
– Приятная?
– Совершенно ужасная, но, по крайней мере, не затрагивающая нас с вами… Предположим, что госпожа Гаст обнаружила следы письма, прочитала их и вырвала гравюру и защитный листок, а теперь шантажирует этим тетю Анну.
– И что же, по-вашему, написал Клаус Одемар? Для шантажа годится не всякая информация.
– Ну, например, он узнал что-нибудь… неприятное о тете. Но тогда он не решился послать ей письмо – надеялся обсудить некий инцидент при встрече. Но больше им не суждено было увидеться… Он умер.
– Мне казалось, они дружили.
– Возможно, она натворила что-нибудь до того, как они поженились.
– А если после?
– Нет. Они почти не разлучались до того дня, когда ему пришлось отправиться в Берн по делам, оставив ее с Леоном в Париже. Даже я замечала, что дядя Клаус любит ее.
– Значит, госпожа Гаст шантажирует вашу тетю не Леоном, а своим прошлым? Или прошлым госпожи Одемар?