«Человек должен знать, — продолжал попугай, — сколько основных ладов и сколько производных, из скольких индийских ладов складывается один персидский и сколько индийских ладов можно произвести из одного персидского. Нужно знать, какой из этих ладов мужской и сколько женских от него производится, ибо, если один лад будет смешан и соединен с другим, слушатель не испытает удовольствия от такой музыки и поющему не будет услады от такого пения. Затем следует знать, кто является изобретателем и основателем этой науки, какие мелодии заимствованы у арабских ученых, какие созданы в Персии. Следует знать, какие мелодии влажны и какие сухи, какие горячи и какие холодны. Все же люди, которые не ведают этой науки и которым не досталось в удел таких познаний, ничего не ощущают, слушая музыку, внимая напевам, не волнуются. Два различных напева они считают одним и тем же, вой волка и вой шакала не отличают. Общества таких людей следует избегать, таких людей следует сторониться, ибо эти люди лишены признаков человечности и не принадлежат к роду людскому. Говорят, что у всякого, на кого музыка не действует, расстроено здоровье и что он нуждается в лечении».
«О Худжасте, ступай сегодня в покои к твоему другу и скажи, чтобы заиграли волнующие сердце напевы. Если от этих звуков он развеселится, от этих мелодий придет в волнение, знай, что он — ценная жемчужина и блистающий драгоценный камень. Утверждение это подтверждает и подкрепляет и история исфаганского царевича». — «А что с ним было?» — спросила Худжасте.
«Говорят, — ответил попугай, — что в Исфагане[100]
был когда-то могучий царь. Переселился он из мира людского в мир божественный, с царского трона перешел на гробовую доску, и остался после него сын. Придворные, постельничие, дворцовые управители — вся свита, вся челядь, очи державы и столпы государства — собрались и молвили: „Как хорошо было бы, если бы мы могли узнать, благородного нрава этот ребенок или скверного? Если бы мы знали, что он благороден, будет вскармливать народ в тени мощи своей, мы бы, несмотря на его юность, посадили бы его на царский трон и престол государства, повиновались и покорились бы ему; если же мы узнали бы, что он нрава гнусного и не будет, как должно, печься о всех своих подданных, мы бы тотчас же устранили его и ухватились бы за полу счастья кого-нибудь другого, ибо нельзя ведь оставлять страну без правителя“».«Собралось семьдесят мудрых ученых, и все они единогласно и единодушно решили: „Испытать этого ребенка можно следующим образом: надо принести разные игрушки и собрать разнообразные забавы, а возле колыбельки его начать играть на музыкальных инструментах. Если он от этого придет в волнение — он несомненно благороден, если же он от этого не заволнуется — он нрава низкого“.
Так и поступили. Около его колыбельки поставили еще несколько колыбелек с другими детьми и заиграли на разные лады. Были пущены в ход и арфа и орган, применены и танбур[101]
, и чеган[102], и лютня, играли на барбитоне, ребабе и китайских цимбалах. Когда солнце бубна нагрелось и засиял месяц лютни, первым из всех детей зашевелился и заволновался царевич. После него развеселилось еще несколько детей, а некоторые совсем не пошевелились, и музыка не оказала на них никакого действия.Мудрецы, основываясь на проницательности и сметливости, в соответствии с познаниями и разумением, заявили: „Царевич — ребенок благородный, ценная жемчужина; он будет великим царем, и народ под его правлением будет в тени покоя и радости; эти же дети, которые совершенно не пошевелились и не проявили веселья, — животные в образе человека, скотоподобные люди. Всю свою жизнь они, как скоты, будут только есть и спать, жизнь их, как и жизнь животных, пройдет без чести и почета“».