Книга попугая

„Однажды, — ответил царь, — на одном из лугов Мавераннахра[141], свежестью своей напоминавшем райские сады, в одном цветнике, пыльца которого ароматом и прелестью была похожа на амбру, жил лев. Как-то раз лев бродил в окрестностях этой долины, вокруг этой равнины в поисках дичи. Но как ни старался, ему не удавалось поймать никакого зверя, не удавалось заполучить никакой дичи. Возвратясь назад, он увидел молодого шакала, которому было всего несколько дней от рождения. Лев взял его живым в пасть, как кошки носят своих котят, отнес львице и сказал: „Сегодня мне в удел достался только этот кусочек мяса. Сердце мое не позволяет мне его съесть. Я могу просуществовать денек и голодным, а ты этого не можешь, съешь его сейчас, закуси чем бог послал“. — „Ты самец, — ответила львица, — отличаешься всеми свойствами самца, безжалостностью и жестокостью и все же не хочешь растерзать его; я — самка, у меня два детеныша, моя отличительная черта — жалость и сострадание. Как же я могу съесть его?! Но если ты согласен, я вскормлю этого сироту, воспитаю как мать этого звереныша, лишившегося своей матери“. — „Прекрасно“, — сказал лев“».

Нахшаби, сострадателен к слабым ты будь,
Кто бы истины этой не мог воспринять?
Лев свирепей всех прочих зверей на земле,
Все же слабых не станет и лев обижать.

«„Так прошло некоторое время. Львята полагали, что молодой шакал — их старший брат, а шакал считал, что львята — его младшие братья. Поэтому они относились друг к другу с любовью и лаской и вели доблестный и благородный образ жизни. Однажды все трое повстречались со слоном. Львята, так как храбрость была их природным свойством и отвага была их прирожденным отличием и качеством, захотели напасть на него и вцепиться в него когтями и клыками, но шакал удалился и спрятался в кустах. Когда львята увидели такой поступок со стороны старшего брата, они также убежали от слона и попрятались по углам. Вернувшись домой, они рассказали матери, что сделал их старший брат.

„Ваш старший брат, — сказала мать, — такой породы и такого происхождения, что не может принимать участие в боях и не способен сражаться“.

„О гончар, — продолжал царь, — как этот шакал не смог выполнить дело и завершить начинание, так и ты не годишься для военного дела, не сможешь успешно завершить сражения. Но так как я вначале принял тебя и назначил на службу, то и теперь я оставлю тебя на прежнем месте и не заставлю тебя нуждаться и голодать, ибо возвысить кого-нибудь, а затем вновь унизить — не соответствует понятиям о верности, противоречит обычаям людей благородных“».

Нахшаби, ты обеты свои выполняй,
Лишь презренный нарушить стремится обет.
Погляди, как всем людям обеты важны,—
Ими только и держится весь этот свет.

Дойдя до этих слов, попугай обратился к Худжасте с такой речью:

«О хозяйка, если ты вначале дала обет верности своему другу и поклялась быть ему верной, то ты не должна нарушать этого обета и до конца дней своих не должна без причины отворачиваться от него и покидать его. Теперь наступил сладостный час, настало чарующее сердце время, вставай и ступай в дом к своему другу!»

Худжасте хотела последовать его совету, но ярый лев-солнце выскочил из рощи востока, бессильный шакал-месяц спрятался в угол, поднялся дневной шум, утро показало свой сверкающий лик, и идти было уже невозможно…

Нахшаби сегодня ночью собирался
Повидаться с другом нежным и прекрасным,
Только утро помешало это сделать:
Всем влюбленным утра вестник — враг ужасный.

Рассказ о льве, рыси и обезьяне и о том, благодаря каким хитростям и уловкам рысь спаслась от льва Ночь тридцатая

Когда лев-солнце ушел в западный лес, а рысь-месяц вышла из пещеры востока, Худжасте, чело которой сияло, как солнце, а лицо сверкало, как месяц, пришла просить разрешения у попугая и сказала:

«О сокровищница веселья и гордость птиц! Неужели тебе доставляет удовольствие мое недовольство и неприятно то, что приятно мне? Тебе прекрасно известна тяжесть моих забот и хорошо знаком гнет моих горестей, почему же сердце твое не печалится о моих делах, почему не хочешь ты от души помочь мне? Настанет ли время, когда твоя сметливость высвободит меня из силка сердечной скорби и твоя проницательность освободит меня от цепей печали?!»