Книга правды

«Не знаю, насколько Томпсон был изначально заинтере-сояван в Ангелах Ада, — заметил как-то один американский критик. — Но его подход в корне отличался от всего, что предлагала тогдашняя журналистика. Вместо того, чтобы погрязнуть в изложении популярных фактов из истории Ангелов Ада, он предложил новый скорректированный издевательский репортаж-препарацию домыслов истеблишмент-медиа, он писал о том, что они означали лично для него, и как они затронули его жизнь. Презрев так называемую журналистскую объективность, он написал эту книгу через призму своего «Я» и умудрился остаться по-своему объективным». Чтобы понять, как и почему Томпсону удалось написать, по признанию самих Ангелов, «единственную правдивую вещь, когда-либо написанную о них», надо начинать рассказ не с того момента, как в 1964-м, Бирни Джарвис (в книге выведен под именем Притэма Бобо), бывший Ангел Ада, а тогда репортер Chronicle, привел безработного журналиста в мастерскую Ангелов в южном Сан-Франциско и представил его им. Общественная истерия (или истерия общественной морали (Moral Panics)) вокруг outiaw-мотоциклистов была в самом разгаре, и тема уже вовсю эксплуатировалась прессой, настолько преуспевшей в создании сверхдемонического рекламного имиджа Ангелов Ада и других стоящих «вне закона» клубов, что во время объявленных байкерами Пробегов «города по всей стране с нетерпением ждали вторжения, надеясь, что их изнасилуют и разорят». Идея книги о «низшей форме животных», об «армии грязных волосатых насильников иа мотоциклах» давно витала в потной атмосфере офисов различных издательств — фактически это был социальный заказ, и его надо было выполнять. Америка, по словам Томпсона, «плодила массовое беззаконие и отчуждение с конца Второй Мировой Войны». И это была «не политическая вещь, а ощущение новых реалий, крайней необходимости, гнева и иногда отчаяния в обществе, где даже верховные власти, судя по всему, хватаются за соломинку*. Параллельно во многом искусственной «моральной революции*, о который так любили рассуждать американские интеллектуалы, в реальность стремительно ворвался «легион молодых трудоспособных людей*, чья неиспользованная энергия неизбежно должна была найти деструктивную отдушину. Требовался «иной род безумия и насилия*, новый подход. «Многие были призваны, но немногие избраны*.

Как ни парадоксально, Хантер Томпсон всю свою жизнь ненавидел и до сих пор ненавидит журналистику. Имидж известного журналиста чудовищно тяготил его еще в шестидесятые. То, что для него началось, как своего рода эксперимент, потому что он «больше ничем другим не мог заняться, кроме как писать*, вскоре превратилось на какое-то время в главное препятствие на пути к «настоящему писателю*. Создавая своим образом жизни инфернальный хаос, из которого как из рога изобилия извергались его самые важные формулы, используя саморазрушение как топливо, «необходимое зло*, для «достижения успеха в обществе с удручающей нехваткой outlaw*, он по сути дела писал главы всего одной книги, растянутой на десятилетия — от «Последней Драки в Городе Толстых* пятидесятых до «Добро пожаловать в тюрьму* девяностых (см. «Песни Обреченного*). Прекрасный ответ на вопросы «Как* и «Почему* «отчаянный южный джентльмен* пришел к теме Ангелов Ада, и уже отталкиваясь от нее вскоре достиг культового статуса «рок-звезды*, и единственного в своем роде «Безумца Вне Закона*, на которого никто так и не смог найти управу, можно найти в объемистом томе его писем — «Гордая Автострада*^ 1955-го по 1967-й). Здесь есть все, что иужно, чтобы поймать дух и времени, и человека, и всех тех, кого он так или иначе встретил «на пиру насилия и страсти, и непрерывной революции*.