Книга радости — книга печали

У роз тоже бурная жизнь — замечал несколько раз: вдруг над одной или несколькими воздух начинает дрожать, струиться — и запах от такой возбужденной розы сильней, и пчелы на нее первую летят. Проходит время, и роза успокаивается, но зато разбушуется другая, соседняя. Показывал Дашке — не видит, а когда посоветовал заняться как биологу, обиделась: решила, что разыгрывает. Хотя чистая правда. Вот и сейчас волновались сразу несколько, особенно одна голубая — из сорта имени Кости. Он подержал над ней руку — и словно зарядился: так ясно почувствовал, как вливается в ладонь ее излучение.

И полетел особенно легко и радостно — заряженный.

Сразу увидел солнце, поднимающееся из-за леса. Горизонтальные еще лучи рассекали воздух, и он был как слоеный пирог: не вертикальные колонны теплых и холодных потоков, а лежащие друг на друге пласты. На границах же между пластами уплотнения, по которым, разогнавшись, можно было скользить, как зимой по льду мальчишки.

Над озером туман — к жаркому дню. Особая это штука — утренний туман над озером: он не серый, а перламутровый, в нем переливаются отблески невидимой воды. Костя нырнул в него — осторожно, по касательной, чтобы не врезаться в настоящую воду — и вынырнул освеженный. И круто взял вверх, перескакивая по пластам воздуха как по ступеням.

Вот поднялся до слоя, пронизанного, как мрамор, жилками, влажными ночными запахами. В нем Костя задержался, подышал ночным воздухом. Ведь удивительно: купаться в утренних лучах и одновременно дышать ночным воздухом! Вдохнул несколько раз глубоко, до головокружения — и выше, выше.

Конечно, с такой ничтожной высоты Костя не мог видеть, что земля круглая. Но иногда казалось, что видел. Вот и сегодня — казалось, что видел, казалось, что обнимал крыльями! А она такая удобная для объятий!

Когда вернулся после такого полета, настроение было отличное, само собой, и потому день обещал стать особенно радостным. Кстати, именно сегодня Костя решил выкроить время для дела, давно его занимавшего: он слышал, что где-то на холмах около Кавголова обосновались дельтапланеристы, и ему хотелось на них посмотреть. Какой-то спортивный комментатор в увлечении сказал: «Поклонники этого нового вида спорта осуществили давнишнюю мечту человечества о том, чтобы летать подобно птицам, каждый из них становится как бы рукотворным Константином Кудияшем!» Рукотворный Константин Кудияш — это из тех перлов, благодаря которым журналисты входят в предание; и главное, сказано математически точно, ибо подлинный живой Константин Кудияш действительно нерукотворен. Костя посмеялся — впрочем, хохотало все семейство, включая попугая Баранова, но ему стало и на самом деле интересно: неужели всякий желающий может теперь летать не хуже него?! (Себе он признался, что испытал легкую ревность, хотя виду не подал.)

У Гули с Гавриком аистята подросли, кормить их стало легче, тем более что Гуля расхрабрилась и стала брать рыбу из рук, а потому Гаврик снова стал летать с Костей на Чертово болото. Поэтому и сегодня они вылетели вдвоем.

Чертово болото как раз находится в сторону Кавголова, так что до болота они долетели вместе. Гаврик остался гурманствовать, а Костя полетел дальше.

Своих рукотворных братьев Костя увидел издали: сразу четверо парили довольно низко над лесом. Сбоку братья выглядели довольно забавно: человек отдельно, а крылья над ним отдельно, как бы этажом выше. Еще несколько дельтапланов, словно огромные капустницы, сидело на лысом склоне холма. Костя сделал круг, снизу его заметили, замахали руками, полотенцами, парившие собратья стали спешно поворачивать на посадку, и Костя понял, что не сесть и не поговорить было бы величайшим хамством.

Впрочем, вышло все очень хорошо. Никакого слюнявого восхищения, как всегда бывает у туристов, не говоря уж об истеричных восторгах церковных старух — профессиональный интерес, профессиональный разговор: о ветрах, о воздушных потоках. Ребята все сухие, подтянутые — лишний вес нелегко таскать и дельтаплану. Особенно запомнился один, совсем маленький, но страшно мускулистый, похожий на штангиста-мухача; он задавал вопросы быстро, резким высоким голосом, и все бил в одну точку — видно, это злободневная и болезненная для него тема:

— А вы соблюдаете режим питания?

— А вам тяжелее летать, если вы нарушаете режим питания?

— А сколько жидкости входит в ваш режим питания?

И никто не просил автографов, никто не говорил, что хорошо бы Косте стать председателем Федерации дельтапланеристов, никто не просил посодействовать в доставании какого-нибудь импортного дакрона для обтягивания крыльев (с этим дакроном на него навалились, когда он однажды посетил яхт-клуб — оказывается, на парусах из парусины далеко не уедешь) — симпатичные ребята.