Книга Розы

Возьму я в руки какую-нибудь тетрадку или журнал, раскрою и делаю вид, что читаю. А сама на память рассказываю что-то из Маршака, Михалкова, детские сказки – я их много знала. И в таборе все знали про нашу с Асей дружбу. За это одна цыганка научила меня гадать. Не по-настоящему, а так – показала, как раскладывать надо, какое значение у какой карты и масти.

Цыгане – народ загадочный. Можно верить или не верить в их пророчества и гадания. Но что-то в этом есть. Нередко во время ночных бдений я оказывалась в паре с Зоей – дочерью стоматологов. Ее родителей забрали на фронт. Заводная, отчаянная девчонка все время искала приключений на свою голову.

Один из старых цыган умел предсказывать будущее по руке. Увидев как-то ночью старика возле тока, Зойка сказала мне, что пойдет и спросит его, вернутся ли живыми с войны ее родители.

– И не вздумай! Моли Бога, чтобы цыгане нас не заметили. Мало ли что они могут сделать! Изнасилуют или убьют как свидетелей.

– Нет, я все-таки спрошу, – отмахнулась Зойка и направилась к старику.

– Дед, скажи мне по ладони, вернутся ли живыми мои родители? – спрашивает.

А цыган лишь мельком взглянул на ее ладонь и говорит:

– Тебе самой-то жить чуть-чуть осталось.

Зойка прибегает ко мне и смеется:

– Представляешь, что старик мне напророчил? Что мне жить осталось вот столько.

И показывает самый кончик пальца. Я разозлилась и отчитала сумасбродку:

– Дура ты, дура, ты зачем к нему поперлась?! Еще раз увижу, что к цыганам цепляешься, сама прибью!

Отдежурили мы ночь. Утром повозка конная за нами пришла – в барак ехать. Я на повозку села, а Зойка – верхом на запряженную лошадь. Доезжаем до места, девчонка спрыгивает с лошади и попадает ногой на металлический обруч, который там почему-то оказался. Другая сторона обруча резко поднимается и ударяет ее прямо по виску – Зойка падает замертво.

Это жуткое предсказание и ужасная смерть цветущей юной девушки потрясли нас всех. Потому и сохранилось в памяти.

Друг Ледика Франк, по национальности немец, страшно боялся, что его не возьмут на фронт. Немцев же высылали на лесоповал. Моя соседка Тамара Христиановна рассказывала (она там работала), что среди ссыльных были и студенты, и медики. Ледик привел к нам Франка и попросил поговорить с отцом: может, что присоветует. И отец спросил:

– Франк, ты комсомолец?

– Да.

– А можно ли тебе доверять?

– Соломон Борисович, можно.

– Тогда вот что: спрячь документы. И пусть твои друзья, человека четыре, покажут, что их украли. У вас там, я слышал, цыгане возили на лошадях зерно из-под комбайна на элеватор и воровали. Могли и документы украсть. Пойдешь к военкому и скажешь, что фамилия твоя Франков, а зовут, к примеру, Петром. А ребята пусть это подтвердят.

Отец вначале сам позвонил военкому и попросил:

– Выслушай ребят внимательно. Дочка клянется, что все это правда, она тоже с ними была там, в зерносовхозе «Горняк». Помоги – не в тюрьму же парень просится.

Военком был в курсе, что в этот совхоз посылали молодых. Поверил и дал парню направление в армию.

Киев к тому времени наши уже сдали, и проверить достоверность заявления Петра Франкова не смогли.

В 1945 году Франк приехал в Сталино, нашел отца:

– Соломон Борисович, я пришел вам поклониться.

На груди у него была медаль «За отвагу».

Ледик был единственным, кто меня по-настоящему любил. И понравился мне порядочностью – интеллигент в лучшем смысле слова. Потому и храню семьдесят лет его фотографию. И я перед ним очень виновата, тем, что не разрешила ему себя поцеловать. Ну не идиотка? Мне ведь уже исполнилось шестнадцать лет. Мы сидели в скверике, он спросил:

– Роза, можно я тебя поцелую?

А я говорю:

– Ледик, ты что? Посмотри, сколько людей кругом! Нет, конечно!

Это было уже после возвращения из зерносовхоза «Горняк». Ледик и Франк вернулись вместе с нами в Сталино, так как Киев уже заняли немцы. В это время Белла прислала отцу письмо из Коканда. Писала, чтобы мы ехали к ней, что обеспечит комнату для всей семьи. И я сказала про это Ледику и адрес дала: город Коканд, улица Жданова, 65. Забегая вперед, скажу, что, когда мы эвакуировались, Ледик пошел на фронт. Писем от него не было. Но однажды я зашла на Главпочтамт и вдруг получаю там письмо «до востребования» – треугольник от Ледика. Он писал: «Розик, не знаю, получишь ты мое письмо или нет, но на всякий случай пишу, для того, чтобы ты знала мой обратный адрес…» Послание было очень теплое, нежное. И я тут же на почте написала ему ответ. Призналась в любви: «Ледик, ты прости, что не позволила себя поцеловать. Но сейчас я тебя мысленно целую…» Хорошее письмо получилось. Он ответил также на «до востребования»: «Читали всем взводом твое письмо. И все за меня радовались…»

Служил Ледик где-то в пехоте рядовым, поскольку забрали его с третьего курса и отправили сначала в зерносовхоз, а потом – в армию. Видимо, он погиб на войне. Иначе бы обязательно меня разыскал, даже по адресу в Сталино.