Книга сияния

– Не противоречь мне, Киракос. Лучшее лечение от смерти – это жизнь. Разве тебе не удалось с успехом излечить сифилис? Скажи мне пожалуйста, зачем? Вот мы хотим разделаться с чумой. Неужели мы идем против Бога и природы? Разве предосудительно продлевать жизнь? Хотя бы самую малость? Почему же не еще и еще? Разве неестественно лечить недуг? Я первый в этом государстве, так почему бы не в вечности? Брось, брось, мы же в семнадцатом столетии живем. Это нам на пользу.

– До семнадцатого столетия остался еще целый час, ваше величество.

А он не так глуп, отметил про себя Киракос.

– Тем более. Подумай об этом.

– Я думаю об этом, ваше величество.

Когда Киракос еще был простым пастухом у себя на родине и пас отару овец, у них в деревне жил старик, которому, по слухам, было сто двадцать лет – возраст Моисея. Этот старик питался лишь кислым молоком; он пережил пятерых жен.

– Возможно, правильное питание, отказ от употребления мяса, надлежащие упражнения, частое купание…

– Не валяй дурака, друг мой. Частое купание?

Огонь в камине, который раньше пылал, теперь уже угасал. Вскоре многочисленные пражские колокола пробьют двенадцать, впуская в мир новый год, одна тысяча шестьсот первый. Все часы, расставленные на столах, нестройно тикали, отчего Киракоса вдруг охватило острое раздражение. А для игры в шахматы требовалась ясность ума.

– Я подумаю об этом завтра, ваше величество, когда вы как следует отдохнете.

– Нет, сейчас!

– Но я не могу думать об этом сейчас, ваше величество.

Когда Киракоса, тогда мальчика-раба, привезли из Азербайджана в Константинополь, он не умел читать ни на одном языке, но знающие люди говорили, что парнишка смышлен и может славно послужить султану. Мальчики-рабы покрепче и посильнее становились янычарами, личной гвардией султана. «Я разумен», – напомнил себе Киракос, начиная расхаживать взад-вперед. Затем он остановился и резко повернулся к Рудольфу:

– Должен ли я сказать вам то, что думаю, ваше величество?

– Безусловно.

Киракос снова сел рядом с императором, надеясь, что сосредоточенность и умение рассуждать на ходу приведут его к верному решению. Слово за слово… Ему нередко приходилось полагаться на интуицию и на простых пешек.

– Мне придется сказать вам, ваше величество, что все ваши астрологи, все ваши маги, они…

– Мне еще предстоит увидеть, как в результате некого лихорадочного действа в Алхимическом ряду получится золото.

– Цель алхимиков – вовсе не золото. Настоящий предмет их поиска – философский камень.

Сейчас Киракос осторожно ступил на незнакомую территорию: вообще-то из того, что он увидел, ясно вытекало, что вся алхимия – одно сплошное мошенничество. И все же среди алхимиков были те, кто воображал себя кем-то вроде жрецов, вовлеченных не только в трансмутацию металлов, но и в трансформацию личности.

– Знаешь, Киракос, мне всегда было невдомек, что такое этот самый философский камень. И я всегда чувствовал себя безмозглым ослом, когда спрашивал.

– По-моему, это скорее вещество, нежели камень как таковой. Честно говоря, я сам не вполне уверен, ваше величество. Я только знаю, что посредством философского камня алхимики смогут создавать золото и эликсир бессмертия.

– Эликсир бессмертия?

– Возможно.

– Но ведь, как ты сам сказал, Киракос, вечная жизнь – это против природы и Бога.

– А теперь я спрашиваю: ведом ли нам Божий промысел?

– Ну-у… Библия, Христос…

Император явно оказался в затруднении. Что говорит Киракос: «да» или «нет»?

– Мы познаем Бога через Его труды, ваше величество. Через великую Книгу Природы, разве не так? Разве Бог и природа не суть одно? – тут Киракос вдруг обнаружил, что незаметно для себя пустился в полемику, которую вел каждый день. – Далее, если уж вспоминать о Библии, то патриархи жили сотни лет, и так было в самом начале времен. Вы только подумайте, что можно сделать сейчас, в современную эпоху.

Глаза императора слезились, а голова раскалывалась. Вечер вышел длинным, полным событий, и все же Рудольф чувствовал, как кровь неистово пульсирует у него в жилах. Да-да, патриархи… правда, он не очень хорошо помнил, кто они были такие. Авраам родил Исаака… или Иакова… и там было двенадцать колен – но разве десять из них потом не прервались?

Киракос снова принялся расхаживать взад-вперед, опустив голову и сцепив руки за спиной.

– Осмелюсь сказать: алхимики, которые сейчас у вас есть, – сплошь лентяи и болтуны. Они поздно берутся за работу и рано ее бросают, после обеда ложатся вздремнуть, после ужина тоже, а потом развлекаются со своими женами. Мы должны найти в их среде человека не просто добросовестного и проницательного, но такого, чей поиск суть сама квинтэссенция такового, который ищет и позади, и внутри, и внизу, и вверху, и вообще повсюду…

Его охватило вдохновение. Одурманить собеседника риторическими изысками считалось очень модным.

– Ты про Михаэля Майера? Думаешь, он сможет создать эликсир бессмертия?

– Этот некромант? Человек благонамеренный, ваше величество, но ничего, кроме дутой репутации, у него нет.

– Тогда Бруно.[25]