Книга сияния

И все же, неожиданно для самой себя, без малейших протестов и с великой готовностью она последовала за рабби Ливо на улицу, в густую тьму, быстро поднялась по лестнице и, задыхаясь от быстрой ходьбы, наконец оказалась на чердаке синагоги.

— Со временем — нет, очень скоро — нам придется вывезти тебя из Праги, — прошептал раввин. — Городские ворота закрыты, но Карел сможет спрятать тебя в своей телеге. Два раза в день его выпускают за ворота к свалке у Чумного кладбища. Осталось только договориться о времени.

— Зачем вы заботитесь обо мне, рабби? Ведь я согрешила.

— Грех этот между тобой и Богом, Рохель. Ты еврейка, и ради самой себя, ради нас всех ты обязана выжить… — рабби Йегуда-Лейб Ливо бен Бенцалель устало улыбнулся.

Рохель села на пыльный пол у одного из окон, стараясь не показываться из тени. Всюду вокруг валялись ненужные, вконец затрепанные молитвенники, которые, согласно Закону и обычаю, выбрасывать было нельзя. Умей Рохель читать, она бы почитала и утешилась — ибо, несмотря на твердое решение встретить свою судьбу лицом к лицу, стоило ей только вернуться в Юденштадт, как вся ее отвага и решимость полностью испарились. В действительности Рохель была теперь так напугана, что сожалела о своем решении вернуться. Почему она не ушла вместе с Йоселем? Или не спряталась у мастера Гальяно? Теперь Рохель просто хотела, чтобы ее простили. Она вернулась для справедливого наказания подобно ребенку, протягивающему ладонь, чтобы его по ней шлепнули. Неужели она и впрямь верила, что если она выкажет сожаление, смирение и готовность в дальнейшем всегда быть хорошей, ей удастся избежать травли?

«Боже, — взмолилась Рохель, — прости меня и помилуй». Из-под наклонной крыши она видела темную ленту реки, огни замка, что мерцали как звезды, упавшие на землю. Мир был столь прекрасен. Так страхи Рохели, пусть ненадолго, развеяла добрая надежда — в тот самый миг, когда черное крыло Ангела Смерти легко задело скошенную оконную раму.

Во всем городе царила какая-то тревожная суматоха, словно подуло злым ветром. Под астрономическими часами собралось стадо заблудившихся овец. Кони сворачивали с тропы вдоль речного берега, куда выносило дохлую рыбу. Коровы, прежде такие смирные, били копытами деревянные стенки своих амбаров. Свиньи визжали, словно под ножом, хотя их не собирались гнать на убой, а псы лаяли не умолкая.

Люди тоже вели себя странно. Некоторые, дико рыдая, исповедовались прямо на улице. По всей Праге настежь распахивались двери церквей. Заброшенные священниками, эти церкви наполнялись кающимися, которые на коленях ползали у алтарей. Почуяв удачу, бандиты и карманники принялись грабить перевернутые лотки и покинутые лавки.

— Император умирает, турки идут, дьяволы вышли из потаенных недр земли, метеор скоро упадет с неба…

Крики не умолкали. Это значит — остается только хватать детей в охапку, грузить все пожитки на спины и телеги… и убираться из города. В глухую полночь горожане оборванным и беспорядочным парадом двинулись к городским воротам.

— Выпустите нас, выпустите нас отсюда, — зловещим унисоном зудели они.

Такой же беспорядок творился в доме Браге.

— У меня моча уже из ушей лезет! Где этот проклятый лекарь? — стонал астроном.

— Тики, Тики, Тики, любовь моя…

Это в комнату вперевалку вошла фрау Браге.

— Осторожнее, моя кошечка, — предупредил Браге. — Животик болит.

Лицо фрау Браге было багровым; подобно своему супругу, она была весьма солидного сложения.

— Лекарь уже в пути, Тики-Таки. Мы услышали, что чума идет, и спрятались с детьми в погребе, а потом услышали топот наверху. Поначалу мы подумали, что нас грабят… Вылечи его, Йоханнес, не стой тут как идиот. Боже, пусть ему станет легче!

Шнурки, которыми Браге обычно крепил свой серебряный нос, были сняты, и его лицо, с лощиной на месте гребня, теперь напоминало руины. Однако для его жены, которая каждую ночь видела Браге таким, его обезображенное лицо было родным и знакомым.

— Позвольте мне уйти с миром. Хоть эту милость мне подарите, — стонал толстяк.

— Теперь все зависит от евреев, — сказал император Румпфу, вручая ему разнообразные сокровища — корень мандрагоры в форме человечка, агатовую чашу, которая предположительно была Святым Граалем, пороховой рожок из бивня нарвала. — Я не могу лишиться вечности из-за этих лживых британцев. Евреи от меня не отделаются. Никто от меня не отделается. Где голем, где раввин, где еврейка?

— Где этот негодяй Кратон? — спросила фрау Браге у Йеппа.

— Папа, папа! — стайка радостных ребятишек набилась в спальню.

— А знаешь что? — спросила ясноглазая девчушка, пухлая, как ее отец. — Солдат позвали на подмогу. Свиньи ломают свои загоны. А можно мне лошадку? Па-апа, пожа-алуйста!

Браге застонал.