Читаем Книга Сивилл полностью

Когда Агате исполнилось восемь, отец отлил для нее из бронзы настоящий треножник, украшенный резьбой по краю сиденья и изящными фигурками в верхней части ножек. Большая честь и невиданное событие: на низком, но настоящем треножнике сивилл сидела девочка. Пока ее подруги учились ткать и стряпать, шили туники глиняным куклам и пасли овец, Агата под надзором Дафны предсказывала будущее иноземцам. Она, конечно, проводила в храме только несколько утренних часов. Потом уставала, сдавливала пальчиками лоб и, не прощаясь, забыв про Дафну, выходила из полутемного, пропитанного курениями помещения на солнышко. Когда было не жарко, засыпала где-нибудь на траве под деревом, а в зной или дождь уходила к себе домой. Мать жалела Агату, бросала домашние дела, ложилась вместе с ней, обнимала, убаюкивала. Иногда, если в храме случалось что-нибудь страшное или смешное, Агата рассказывала Феодосии, задремывая, и та слушала с ужасом и восторгом, сожалея о том, что ей самой эти ужасы и восторги уже заказаны. Через пару часов девочка просыпалась, бралась помочь матери, но веретено и сковородки были ей скучны, и она возвращалась к Дафне.

Дафна, не занятая домашней работой, учила Агату читать или рассказывала ей про странные обычаи, принятые у персов и нубийцев. Потом рабыня приносила столик с вечерней похлебкой, затем какие-нибудь сладости – финики или сушеный инжир. Иногда они немного гуляли под звездным небом и поверяли друг другу сны. Часто маленькая сивилла просила старую рассказать, как злая мачеха привела к ней Феодосию. Слова «Денег с тебя не возьму, но и терпеть ее больше не стану» всегда вызывали у нее смех.

– Помни, что хотя у твоей матери был великий дар прорицания, а все же до двенадцати лет она на треножник не садилась, – говорила Дафна. – Ты самая юная сивилла с тех пор, как Уран взял в жены Гею! Веди себя как положено. Не горбись и не хихикай!

Потом рабыня омывала им ноги, и они вместе укладывались спать.

Однажды утром привратник доложил, что прорицания просит женщина из чужой страны. В храм вошла красивая златокудрая матрона с двумя рабами. Она была беременна, и Дафна подивилась, что эта женщина пустилась в дальнее путешествие.

– Вижу, что ты дочь царя, – сказала Дафна. – Родишь через два месяца вполне благополучно. У тебя мальчик.

– Она не за этим прибыла. По морю плыла, бедная. Тошнило всю дорогу, – вмешалась Агата.

– Там латины на реке Тибр основали новый город, – сказала просительница. – У них были только молодые воины и никаких женщин. Меня похитили, и всех подруг тоже. Отец мой, сабинский царь Тит Таций, этого так не оставит. Городок наш маленький, плохо защищен – сабиняне, да еще под водительством отца, захватят его играючи, а мы уже привыкли. Я возвращаться не хочу – мужа люблю. И подруги мои не хотят. У нас мужья красивые и добрые. Жен не обижают и даже советуются с нами. И украшения дарят. Отец маму бьет чуть не каждую неделю, а я, с тех пор как замужем, еще ни разу не плакала.

Сивиллы помолчали, подумали…

– Я знаю! – Агата даже вскочила от радости, но под строгим взглядом Дафны уселась на место и заговорила уже равнодушным тоном: – Они будут наступать на Рим в первое летнее полнолуние. Ночью. Как только взойдет луна. Пусть римляне подготовятся, пусть стоят с мечами и ждут их. А вы с детьми выйдите вперед. Так, чтобы быть между отцами и мужьями. Хватайте ваших братьев и соседей за стремя, называйте по именам, чтобы они вас узнали, показывайте им младенцев и умоляйте не оставлять детей сиротами… Как они увидят, что врасплох застать не получилось, а тут еще вы воете и младенцы, их внуки и племянники, пищат, отступят, будь спокойна. А потом переговоры за чашами вина… и все будет хорошо. Даже сможете навестить родню, если захотите, а потом вернуться к мужьям…

Беременная поклонилась, как могла, низко, раб ее поставил ларец с платой за прорицание к ногам старшей сивиллы, а к ногам другой – большую нарядную куклу с настоящими волосами, золотыми, как у просительницы. Они ушли.

– Ты смотри, – удивилась Дафна, – уже и на Апеннинах слышали, что Дельфийский оракул – маленькая девочка. И как только слухи расходятся…

Глава 16. Счастье

Немолодая женщина, усталая и растрепанная, пришла к храму поздним утром. Привратник не велел ей черпать воду из источника, она отошла подальше по течению ручейка, напилась, сполоснула разгоряченное лицо и вымыла сандалии и пыльные ноги. Когда она вернулась к дверям, привратник, отчаявшийся получить хоть мелкую монетку, проворчал невнятно, что, когда посетитель выйдет, сивиллы пообедают. А уж потом, если не появятся более достойные посетители, он допустит в храм бродяжку.

Женщина кивнула и уселась на ступеньку в тени.

Прошло немного времени – просительница даже задремала, опершись спиной о колонну, – и из храма вышел здоровяк в сопровождении двух слуг, с которыми он громко обсуждал полученное предсказание и стати самих сивилл. Сторож смотрел на них неодобрительно, но сделать замечание не посмел.

Мужчины отвязали лошадей, ожидавших у коновязи, вскочили на них и ускакали прочь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза