Читаем Книга Сивилл полностью

– А не рано тебя хоронить? – сердито спросила Дафна. – Тебе нужна хорошая женщина, которая станет согревать тебя ласками по ночам и стирать твой хитон? Пойдем на рынок – я куплю красивую рабыню. Египтянку. Тебе нравится Теоноя? Вот такую – смуглую, гибкую и сильную. Погоди, я лучше отдам ее тебе, а себе куплю другую.

– Ты не хочешь, чтобы я уходил, – пролепетал Архип. – Я думал, тебе все равно, кто рубит дрова и запирает храм.

– Мне не все равно, – сухо сказала Дафна. – Агата, приведи египтянку.

Младшая сивилла повиновалась без звука.

Вошла молодая женщина, вспотевшая от стирки, растрепанная и уставшая.

– Скажи, Теоноя, – спросила Дафна, – ты хочешь стать наложницей Архипа? У рабынь такого не спрашивают, но у меня есть причина. Подумай и отвечай от всего сердца.

– Хочу, конечно, – тихо сказала рабыня. – Он сильный, красивый, мужественный. Каждая бы захотела…

– У вас будет сын, – заговорила Агата. – Он и станет сторожем храма после тебя. Нет, погодите, мне надо сосредоточиться и сесть на треножник… Дело очень серьезное. Хотя… я и так вижу… Ты, Архип, вот что: рабыню освободи и женись на ней. Тогда твой сын женится на дочери моего брата. А их дочь… у нее будет дар пророчества. Я возьму ее в ученицы.

– Аполлон милостив к нам, – выдохнула Дафна. – Забирай женщину и иди. А брат пусть пришлет тебе денег за твою половину дома. Когда у нас будет посланник из Милета?

Агата подумала:

– Осенью, месяц после праздника Деметры, не раньше.

– Вот через него и передашь письмо брату. Как раз и напишешь, что жена твоя на сносях.

Глава 18. Глафира

Феодосия искала случая поговорить с Дафной наедине. Днем Агата была в святилище, а вечером, если Дафна приходила в гости, сидела дома. Отослать ее с поручением к соседке Феодосия не могла – даже мать не распоряжается сивиллой. Оставалось ждать удобного случая.

В один из жарких вечеров, когда Дафна навещала Феодосию и Алексайо, они заболтались дольше обычного. И вино Дафна разбавляла не водой, как всегда, а отваром хмеля – она находила в этом растении все новые лечебные свойства и пробовала добавлять его в свою стряпню и напитки. Так что, собираясь домой, Дафна, смеясь, призналась, что ее шатает, как настоящего пьяницу, и Феодосия, отвергнув раба, взялась сама проводить приемную мать до дома. Они вышли под звездное небо. Шли неторопливо. Разговаривали, громко смеясь, вспоминая забавные случаи. Когда подошли к храму, Дафна спросила:

– Ко мне зайдешь или здесь спросишь, чего хотела?

– Зайду, – вздохнула Феодосия.

Много лет прошло с тех пор, как она утратила дар пифии. Вместо него получила мужа, четверых детей, свой дом и жизнь, какой позавидовала бы всякая. А все же иногда тонкая, пронзительная иголочка зависти колола ее сердце. И она корила себя, потому что завидовала дочери и матери – двум женщинам, самым дорогим ее сердцу.

Они зашли в ойкос и устроились у очага на удобных сиденьях со спинками.

– Про Сандрика хочешь поговорить? – предположила Дафна.

– Ну да! Он решил жениться на Глафире. Есть тут одна… с лукавой мордочкой. Он просто как с цепи сорвался. Меня не слушает, братьям рта раскрыть не дает. Свет клином сошелся на этой потаскушке! И Агата за нее. Но ты ведь понимаешь: про своих мы ничего точно не знаем. Понять не могу, чем она понравилась Агате…

– А Алексайо как? – поинтересовалась Дафна.

– Стыдно сказать, – вздохнула Феодосия. – Ему вроде все равно. «Как скажешь, так и сделаем», – передразнила она мужа.

– А чем плоха эта Глафира? – спросила Дафна. – Что тебе не нравится?

– У Андроника и Артема свои дома, – стесняясь, пробормотала Феодосия, – мы друг к другу в гости ходим. А с этой мне жить. – Голос ее окреп. – Она хитрая, лживая… Только притворяется почтительной. Мать ее говорит, что муж их привез из Фессалии. Врет! Врет! Я по выговору чую, фракиянка она. Рабыней небось была. И отчего мой Сандрик должен жениться на дочери фракийской рабыни?

– Ладно, – вздохнула Дафна. – Пойдем! Я сяду на треножник. Поздно уже, и устала я, но попробую. Пойдем…

Она, кряхтя, забралась на высокий треножник, выпрямила спину и замерла, закрыв глаза. Феодосия беспомощно стояла перед ней, опустив руки. Потянулось время… Дафна будто задремала, но Феодосия не шевелилась – негоже тому, кто вопрошает оракула, мешать сивилле.

Наконец Дафна подняла голову, оперлась на плечо Феодосии и тяжело спустилась на пол.

– Ты особенно не переживай, – сказала она. – Во-первых, никакая она не потаскушка. Девственница. А во-вторых, Глафира эта умрет первыми родами. И года не пройдет.

– А ребенок? – ахнула Феодосия.

– И девочка тоже.

– А Агата, дурища здоровая, этого не знает? – закричала Феодосия.

– Она Сандрика очень любит, а про тех, кого любим, мы наперед не знаем – мне ли тебя учить? Помнишь, я болела, а ты не знала, выживу ли.

– Ладно, – сказала Феодосия, вытирая подолом обильные слезы. – Пойду разбужу Сандрика. Скажу, что я согласна. Сколько им в жизни радоваться осталось? Жалко терять время до рассвета.

Глава 19. Траур

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза