Агата встала с треножника, прошлась по храму, остановилась против статуи Аполлона.
– Голова болит, – пожаловалась ему.
Потерла виски, выпила немного настойки болиголова, что стояла в кувшинчике на столике, и услышала покашливание привратника. Она обернулась.
– Пришел важный господин, – сказал привратник. – Слуги его пригнали белого быка в дар храму, а сивилле – драгоценную накидку. – Он протянул открытый ларец, в котором переливалась золотом и пурпуром тонкая ткань.
Агата кивнула, села на треножник и жестом велела ввести посетителя.
В зал вошли двое. Она не сразу рассмотрела их – солнце снаружи сияло ослепительно. Они неторопливо прошли внутрь. Высокий старик – благородная осанка, красивая седая голова, серебряная, ухоженная курчавая бородка, умные черные глаза. И человек лет тридцати. Сын, вероятно. Они почтительно поклонились. Старик сказал:
– Я благодарен Дельфийскому оракулу. Несколько лет назад предсказательница дала моей жене мудрый совет. – Он замолчал, выжидая, что скажет сивилла.
– Благородный Одиссей! – воскликнула Агата, оживляясь. – Ты вернулся! Я рада. И не забыл нашу маленькую услугу. Позволь мне привести старшую сивиллу. Она недомогает, но будет счастлива увидеть твое лицо.
Агата метнулась в ойкос. Дафна дремала на ложе. Была слаба, кашляла, ее донимали боли в груди. Агата наклонилась, слегка потеребила больную за плечо и зашептала:
– Вставай, Дафна, вставай! Одиссей пришел – ты не можешь упустить такое.
Дафна ахнула, улыбнулась и не без труда поднялась. Сполоснула лицо из кадушки у двери, не стала завязывать сандалии. Агата только накинула на ее растрепанную голову покрывало. Дафна вышла первая, босая и величественная, как Афина. Агата следом. Царь Итаки и его наследник снова поклонились.
– Я рада тебе, мудрый Одиссей! – сказала Дафна. – О чем царь хочет спросить нас?
– Я пришел просто поблагодарить, как мне и велели, – сказал Одиссей, слегка улыбаясь.
– О нет, мой господин, – ответила Агата. – Мы не так хитроумны, как ты, но все же сивиллы. Мы знаем: ты хочешь спросить. Ты узнаешь все, что пожелаешь…
– Моя жена, – сказал Одиссей, – моя безупречно верная жена… она изменяла мне? Я не осужу ее, если и так. Я сам лишил ее защиты и опеки, уехав на долгие годы. Сын мой был ребенком и не мог противостоять чужеземцам. Но мне хотелось бы знать.
Агата подошла к царю совсем близко, подняла голову, всматриваясь в его лицо. Помедлив, сказала:
– Телемах унаследует твое царство, когда придет срок, и станет хорошим царем. Остров не будет знать болезней и войн при его жизни. Он женится на достойной женщине, и все его дети доживут до совершеннолетия. Твоя могила веками будет почитаться всеми греками. Даже чужеземные паломники будут навещать ее. Это мы можем тебе сказать. А то, что уже было, прошло. Про это мы не знаем. На такие вопросы предсказатели не отвечают.
Одиссей помедлил. Помолчал. Промолвил негромко:
– Значит, оракул подтвердил, что моя жена сохраняла мне верность на протяжении двадцати лет? Или я должен храму еще одного быка?
– Ты ничего больше нам не должен, сын Лаэрта, – ответила Дафна. – Мы не оспорим твоих слов. Возвращайся домой. Добрый путь! Добродетель твоей жены останется в веках, как и твоя доблесть.
Глава 21. Дафна
Агата сидела на треножнике. В жаровне курились благовония, и дым от них тянулся к зеву очага. Дым этот помогал предсказательницам, но от него болела голова, и он путал мысли, не связанные с просителем. А Агата в последние дни неотступно думала о том, что Дафна угасает, дни ее сочтены. Она трудно дышит, лежа на высоких подушках, а иногда, когда забывается, и вовсе перестает дышать. Агата закрыла глаза и сосредоточилась на мужчине, который молча стоял против нее, дожидаясь разрешения говорить.
– Как зовут? – спросила сивилла. – Откуда ты прибыл? Что привело тебя к Дельфийскому оракулу?
Мужчина был не стар – лет тридцати. Опрятно одет. С влажными волосами и бородой – значит, прежде чем зайти в храм, выкупался в ручье и сменил хитон.
– Мать назвала меня Зеноном, – ответил он. – Я с Самоса. Чем-то я не угодил богам. За последний год у меня утонул друг – шкипер диеры[12]
. Половина товара на ней принадлежала мне. Потом сгорел загородный дом. Я был в городе, а жена еле спаслась. А теперь погиб мой двухлетний сын, я очень любил его. – Приятный хрипловатый голос дрогнул, и Зенон замолчал.Агата тоже молчала. Думала о том, что Дафна умрет, а она останется одна. И до самой старости будет заниматься чужими жизнями. А своей у нее не будет никогда. Никто не обнимет ее и не согреет на одинокой постели. Не будет ребенка, которого можно любить, баловать сладостями, радоваться, что он бегает быстрее других детей, и беспокоиться, когда на закате опаздывает на ужин.
«Аполлон! – взмолилась она беззвучно. – Мы с Дафной всю жизнь отдали тебе! И мать моя почитает тебя превыше всех остальных. Защити нас! Не дай Дафне страдать перед смертью. Не дай мне еще десятилетия жить в тоске и одиночестве. Пусть я умру вместе с Дафной…»