5.
Кроме того, следует привлечь к себе как можно больше взглядов окружающих и опередить их: сделать из своего тела инсталляцию, превратить его в эстетический объект, в произведение искусства и тем самым избавиться от стыда как ощущения телесной ограниченности. Постоянное переодевание, превращение, эксгибиционизм, равно как и скрытность, — вот возможные решения. Жене писал о Дивине: «Она настолько безразлично относится к миру, что говорит: „Какое мне дело до того, что думает К… отой Дивине, которой я была? Какое мне дело до воспоминания, которое он хранит обо мне. Я другая. Я каждый раз буду другая“. Таким образом она боролась с тщеславием. Таким образом, она всегда оказывалась готова к любой новой гнусности, не опасаясь бесчестия»[110]
.«Когда мне удастся внушить вселенский ужас и отвращение, — пишет Бодлер, — я обрету одиночество». Грешить публично доставляло ему сладострастное удовольствие. Ему нужно было, чтобы на него смотрело как можно больше людей, он стремился навешивать на себя пороки и смешные черты, «поймать на себе взгляд окружающих, чтобы постичь себя как другого» (Сартр). Разврат и аскезу объединяет именно процесс выставления себя напоказ, который иногда начинается с распущенности фантазий, с выдуманных образов и даже с притворства.
Литература признаний, доведенная до своего предела, переносит в плоскость книги этот телесный эксгибиционизм, отзываясь на стыд, преодолевая его и сублимируя в «мученических эссе» путем эксгибиционистского творческого акта, устанавливающего «шокирующую телесную близость» между автором и читателем.
Даже извращенный эксгибиционизм не покажется совсем уж странным в свете тесных отношений, связывающих его со стыдом и со стремлением к святости. Юродивый Симеон, чемпион аскезы, любил выставлять себя на всеобщее обозрение в тавернах и публичных домах Антиохии. Согласно Эвагрию Схоластику, он однажды ночь напролет стоя молился в комнате проститутки. Чтобы еще больше усилить подозрения, он покидал публичный дом бегом, оглядываясь по сторонам, изображая таким образом смущение и стыд.
6.
Сартр в «Бытии и ничто» на нескольких страницах описывает ситуацию подглядывания в замочную скважину. Героиня «Стены» Ева говорит: «Хорошо бы стать невидимкой и находиться здесь; я бы видела его, а он меня нет»[111]
. Видеть «так, чтобы тебя не замечали», видеть «так, чтобы тебя не видели», — эти выражения многократно повторяются на страницах «Исповеди» Руссо (писателя, который, вне всякого сомнения, объединяет в себе все методы — вуайера, эксгибициониста, мазохиста, — столько стыда ему нужно изжить).Мисима в «Исповеди маски» рассказывает историю юноши, который мало-помалу становится одержим одним-единственным девизом: будь сильным. «В качестве упражнения я взял себе за правило в вагоне электрички или трамвая впиваться злобным взглядом в лицо кого-нибудь из пассажиров»[112]
.7.