Книга судьбы

Голосом уже юноши, взрослого, Сиамак ответил мне:

– О чем ты говоришь, мама! Это невозможно. Все сейчас заняты политикой – нет парня в классе, который не принадлежал бы к той или иной группе. Большинство – моджахеды, и это хорошие ребята, настоящие. Они верят в Аллаха, молятся и борются за свободу.

– Одним словом, – подытожила я, – помесь твоего отца и твоего дяди – и они повторяют ошибки и того, и другого.

– Ничего подобного! Они совсем другие. Я их люблю. Они мои друзья, они меня во всем поддерживают. Как ты не понимаешь: не будь их, я бы остался совсем один.

– А почему тебе все время приходится от кого-то зависеть? – фыркнула я.

Он ощетинился, поглядел на меня с гневом. Понятно, я допустила ошибку. Тогда я понизила голос, предоставила слезам свободно течь по лицу и сказала:

– Извини. Я не хотела. Я просто не могу вынести, чтобы в нашем доме опять началась политика.

И я молила его выйти из этой группы.

В результате Сиамак обещал мне не вступать официально в какую-либо группировку, но сказал, что все равно будет поддерживать моджахедов – останется “сочувствующим”, как он выразился.

Я попросила Садага-агу, который был с Сиамаком в дружеских отношениях, поговорить с ним и присматривать за мальчиком. Положение становилось все хуже. Выяснилось, что Сиамак продает на улице моджахедскую газету. О школьных оценках он вовсе перестал думать, едва сдал экзамены. Еще прежде, чем объявили окончательный результат, я знала, что несколько предметов он завалил.

Однажды Садег-ага позвонил мне и предупредил, что моджахеды готовят на следующий день крупную демонстрацию. С самого утра я зорким соколом следила за Сиамаком. Он надел джинсы и кеды и хотел выйти – дескать, надо что-то купить в магазине. Вместо него я послала за покупками Масуда. Время шло, Сиамак все больше нервничал. Он вышел во двор, какое-то время возился с посадками, потом взял шланг и стал поливать клумбы, все время уголком глаза косясь на окна. Я притворилась, будто прибираю в подвале, а сама из-под навеса караулила сына. Он осторожно положил шланг и на цыпочках двинулся к двери. Я взлетела по ступенькам подвала и добежала до двери раньше него. Раскинув руки, я вцепилась в косяки.

– Довольно! – крикнул он. – Мне нужно выйти. Не смей обращаться со мной, как с ребенком! Надоело.

– Сегодня ты выйдешь из дома только через мой труп, – крикнула я в ответ.

Сиамак шагнул ко мне. Масуд беззаветно кинулся мне на помощь, вклинился между нами, и тот гнев, который Сиамак не мог выплеснуть на меня, обрушился на его брата. Он принялся колотить его руками и ногами, шипя сквозь стиснутые зубы:

– Проваливай, заморыш! Кем ты себя вообразил? Не вмешивайся, дохлятина!

Масуд пытался его урезонить, но Сиамак заорал:

– Заткнись! Не твое дело! – И так сильно ударил Масуда в лицо, что тот упал.

Я заплакала, приговаривая:

– Старший сын должен быть опорой семьи. Я-то думала, он займет опустевшее место отца, а теперь он готов променять меня на чужих людей, хоть я на коленях прошу его не выходить из дома – сегодня, только сегодня.

– Почему не выходить? – рявкнул он.

– Потому что я тебя люблю, потому что не хочу потерять тебя, как твоего отца.

– Что ж ты не остановила моего отца-коммуниста?

– С ним я справиться не могла. Я делала все, но он был сильнее меня. Но ты мое дитя – если я не смогу тебя остановить, лучше бы мне умереть.

Сиамак ткнул пальцем в Масуда и крикнул:

– Выпусти меня, не то я его убью!

– Нет, меня убей. Я все равно умру, если с тобой что-нибудь случится – так убей меня сам.

Он заплакал от ярости. Еще с минуту глядел на меня – потом развернулся и ушел в дом. Скинув кеды, он уселся, скрестив ноги, на деревянную кровать на террасе перед комнатами Биби.

Через четверть часа я попросила Ширин:

– Сходи, поцелуй брата: он расстроен.

Ширин подбежала к нему, с трудом залезла на кровать, приласкалась – но Сиамак оттолкнул ее руку и пробурчал:

– Оставь меня в покое!

Я подошла, спустила Ширин на пол и сказала:

– Сынок, я понимаю, как интересно принадлежать к политической партии и совершать подвиги. Мечтать о спасении народа и всего человечества – блаженство! Но знаешь ли ты, что стоит за этими разговорами и куда они ведут? Что именно ты хочешь изменить? Ради чего готов рисковать своей жизнью? Готов ли пожертвовать собой затем, чтобы одна группа людей поубивала другую и заполучила богатство и власть? Этого ты хочешь?

– Нет! – сказал он. – Ты не понимаешь. Ты ничего не знаешь об этой организации. Они хотят справедливости для всех.

– Сердце мое, все так говорят. Ты слышал, чтобы хоть один властолюбец признался, что вовсе не стремится к всеобщей справедливости? Но справедливость для них состоит в том, чтобы их группа пришла к власти, а если кто-то встанет у них на пути, они его быстренько спровадят в ад.

– Мама, ты хоть одну их книгу читала? – спросил Сиамак. – Слышала хоть одну речь?

– Нет, дорогой. Довольно и того, что ты читаешь их книги и слушаешь их речи. Ты считаешь, правда за ними?

– Да, разумеется! И ты бы так думала, если бы вслушалась!

– А как насчет других партий и групп? Их книги ты тоже читал? Их речи слушал?