Книга судьбы

Господин Ширзади прокричал в ответ стихи: он не поддастся, ни перед кем не склонит голову.

Вмешалась и я:

– Прошу вас, господин Ширзади, успокойтесь. Не можете же вы просто взять и уволиться. Вам нужна работа.

– Не могу больше! – сказал он.

– Что же вы будете делать? – спросила я.

– Я должен уйти. Уйти отсюда…

Но он не только ушел с работы – он вскоре покинул страну. В тот день, когда господин Ширзади пришел за своими вещами, он попрощался со мной и попросил:

– Передайте от меня поклон вашему мужу-герою!

И он поручил мне прочесть Хамиду стихотворение о том, как расправляются с теми, кто говорит правду.

С уходом господина Ширзади на работе вновь воцарился покой. Даже господин Заргар, неплохо относившийся к господину Ширзади, под конец уже с трудом его терпел. Но я не забыла Ширзади, его глубокую скорбь, страдание, в котором он жил, – я делала все, что в моих силах, лишь бы мои мальчики не выросли такими же разочарованными и ожесточенными, каким был он.

Я старалась, чтобы у нас дома не замер смех. Придумала конкурс анекдотов: кто расскажет свежий анекдот, получает приз. Мы передразнивали, изображали друг друга: я учила сыновей смеяться над собой, над своими проблемами и недостатками. Мы пробовали говорить с разными акцентами. Я уговаривала мальчиков петь, включать погромче стерео или радио, когда передавали музыку, выбирать такую музыку, под которую можно и сплясать. По вечерам, хотя я уставала так, что еле могла пошевелиться, я затевала игры, я щекотала моих малышей, пока они не закиснут от смеха, и мы дрались подушками перед сном. На это тоже уходили силы, но я чувствовала: иначе нельзя. Нужно как-то разогнать мрачную атмосферу, нужно в эти считаные минуты додать сыновьям то, чего они не получают за долгие часы моего отсутствия. Главное – впрыснуть в них радость, чтобы они никогда не глядели на мир глазами господина Ширзади.

Меньше чем через год после свадьбы Фаати родила прехорошенькую девочку с голубыми, как небо, глазами. Она и назвала ее Фирузе – “Бирюза”. Мальчики полюбили ее, особенно Масуд – тот всегда готов был самозабвенно играть с маленькой. Муж госпожи Парвин умер, и она обрела свободу и покой, тем более что дом она благоразумно успела перевести на себя еще при его жизни. И все равно она доброго слова о нем не сказала и так и не простила все то, что он причинил ей в молодости. Зато теперь она много времени проводила с нами – присматривала за детьми, если я засиживалась допоздна на работе, делала почти всю работу по дому, так что у меня оставалось время отдохнуть и поиграть с детьми. В каком-то смысле госпожа Парвин считала себя виноватой в том, что моя жизнь сложилась именно так, как сложилась, и старалась помочь мне в моем одиночестве.

По совету Махмуда Али посватался к дочери уважаемого на базаре торговца. Они обручились, а пышная свадьба должна была состояться осенью в зале, где мужчин и женщин рассаживают по отдельности. Брак был устроен Махмудом, и старший брат обещал всяческую помощь и поддержку, согласившись на любые идиотские требования, какие предъявляла семья невесты: это было больше похоже на сделку работорговцев, чем на свадьбу. Отец сокрушался: “У нас нет таких денег… К чему эти затеи?”, но Махмуд возражал: “Все вложения скоро окупятся. Увидишь, какое она принесет приданое, какие сделки мы провернем вместе с ее отцом”.

Ахмад же вовсе оторвался от семьи. Никто из нас не любил вспоминать о нем, предпочитали даже не называть его имя. Отец выгнал его из дому. “К счастью, он не знает, где ты живешь, – говорил отец. – Не то он и там затеял бы скандал и требовал бы с тебя денег”.

Ахмад на всех парах несся к своей погибели. Все махнули на него рукой – одна лишь госпожа Парвин виделась с ним порой, а потом тайком рассказывала мне.

– Никогда не видела, чтобы человек так яростно губил свою жизнь, – вздыхала она. – Какая жалость! Красавец был – а теперь ты бы его и не узнала. Наступит день, и его подберут мертвым в канаве где-нибудь в южной части города. Он и жив-то еще только благодаря матери. Никому об этом не говори: если дойдет до твоего отца, ей нелегко придется. Но бедняжка – мать, а он – ее любимый сын. По утрам, когда твой отец уходит на работу, Ахмад прокрадывается в дом, и твоя матушка кормит его, готовит ему кебаб, стирает одежду, а если найдется монетка, кладет ему в карман. Ей и сейчас не скажи, что Ахмад наркоман – глаза вырвет. Бедная женщина все еще верит, что он излечим.

Пророчество госпожи Парвин вскоре сбылось. Но прежде Ахмад сгубил отца. В этой крайней степени падения Ахмад на все был готов ради денег – он явился в родительский дом и принялся сворачивать ковер, чтобы унести его с собой и продать. За этим занятием и застал его, вернувшись, отец. Они схватились. У отца и без того было слабое сердце. Его увезли в больницу, а мы провели несколько дней под дверью реанимации. Потом отцу стало лучше, и его перевели в обычную палату.