Книга Трех

Голова раскалывалась от мучительной боли. Руки, стянутые за спиной крепким ремнем, опухли и ныли. Тарен лежал на вонючей подстилке и пытался вспомнить, что с ним произошло. Он не смел даже предположить, какая судьба постигла Гвидиона. После того как бледный воин ударил его рукояткой кнута, сознание возвращалось к Тарену лишь на отдельные мгновения и перед ним мелькали разрозненные клочки воспоминаний. В следующий миг он снова проваливался в тошнотворную кружащуюся тьму. Он неясно видел себя то бессильно висящим на плече охранника, то мелькал перед глазами бесконечный ряд железных дверей в темном коридоре, то смутно слышался голос Гвидиона. Друг что-то кричал ему, от чего-то предостерегал, но ни слова не мог вспомнить Тарен. А может быть, то была лишь часть его ночного кошмара? Он мог только догадываться, что Гвидиона бросили в другую подземную темницу. И значит, он жив? Тарен надеялся и страстно желал этого. Но не мог стереть из памяти мертвенно-бледное лицо Акрен, ее пронзительный визг и понимал, что эта кровожадная тигрица в ярости могла приказать убить Гвидиона.

И все же у него были причины надеяться, что его товарищ и спутник жив. Акрен ведь сразу могла проткнуть его мечом, как только он бесстрашно отверг все посулы и обещания. Но что-то ведь ее удержало! Вероятнее всего, она оставила пока Гвидиона в живых, отложила его смерть. Он ей нужен. Однако мысль о том, что гордый рыцарь распростерт на такой же гадкой соломе, беспомощный и окровавленный, мучила Тарена, наполняла тоской его сердце. Он сжал зубы и почувствовал, как мучительная тоска переплавляется в ярость. Шатаясь, он встал, сделал два шага до двери, ударил по ней ногой и затем стал бешено колотить, биться о нее всем телом. Все оставшиеся силы он вложил в этот яростный порыв. Ноги его подкосились, и Тарен в отчаянии опустился на холодный и влажный земляной пол, упершись лбом в дубовую доску двери. Через несколько мгновений он снова поднялся и опять заколотил ногами, плечом, грудью по двери, по каменным стенам, уже ничего не разбирая, не понимая. Он бился в узком пространстве камеры, как раненый загнанный зверек. Тарен надеялся, что кто-нибудь услышит его, откликнется. Но лишь глухой звук ударов его тела разносился по камере. Слишком толсты и непроницаемы были ее стены, чтобы слабые толчки достигли чьих-то ушей снаружи.

Сознание его снова помутилось. Вдруг полузакрытые глаза резанула вспышка света. Какой-то сияющий шар пролетел между прутьями решетки и упал, мерцая, к его ногам. Тяжелый и как бы литой из золота, он светился изнутри. Сбитый с толку Тарен поднял взгляд к окну. Из-за решетки на него смотрели два сияющих голубых глаза.

– Простите, – донесся до него мелодичный девичий голос, – меня зовут Эйлонви. Если вам не трудно, киньте, пожалуйста, мне мою игрушку. Я бы не хотела, право, чтобы вы подумали, будто я маленький ребенок, забавляющийся всякими глупыми безделушками. Но поверьте, здесь иногда так скучно, что… Короче, я уронила ее, и будьте добры, верните, если вас, конечно, это не затруднит.

– Малышка, – горько усмехнулся Тарен, – я не…

– Я не малышка! – перебила его Эйлонви. – Я же только что сказала тебе это. Ты что, слабоумный? Тогда мне жаль тебя. Я всегда жалею тупых и глупых. Как тебя зовут? – неожиданно перебила она сама себя. – Не правда ли, забавно разговаривать целую минуту с человеком и не знать его имени? Это все равно что ходить на голове или жить с трехпалой рукой, понятно? Неудобно это, вот.

– Я Тарен из Каер Даллбен, – выпалил он и тут же пожалел: а вдруг это ловушка?

– Очень мило, – откликнулась Эйлонви. – Рада познакомиться. Наверное, ты лорд, или воин, или даже военачальник. А может быть, ты бард? Или чудовище? Хотя чудовищ у нас давно не бывало.

– Ни тот, ни другой и ни третий, – буркнул Тарен, впрочем польщенный тем, что Эйлонви принимает его за одну из таких значительных особ.

– Тогда кто же ты?

– Я – Помощник Сторожа Свиньи…

Тарен снова спохватился, прикусил губу, но поздно: слова сорвались с языка и теперь оставалось только успокаивать себя, что девчонка выпытала у него не так уж много и слишком легкомысленна, чтобы использовать это немногое им с Гвидионом во вред.

– Как очаровательно! – восхитилась Эйлонви. – Ты разговорился со мной! Может быть, и тот малый в соседней темнице тоже скажет мне несколько слов?

– Расскажи мне о нем, – быстро сказал Тарен. – Он, значит, жив?

– Не зна-аю, – протянула Эйлонви. – Я ведь только взглянула на него сквозь решетку. Он совсем не двигается. Но думаю, жив. Иначе Акрен уже давно скормила бы его воронам. А теперь, если не возражаешь, подай мне мою игрушку.

– Я не могу этого сделать, – сказал Тарен. – У меня связаны руки.

Голубые глаза расширились от удивления.

– Да? Это меняет дело. Придется мне самой зайти к тебе и взять ее.

– Не получится, – усмехнулся Тарен. – Разве ты не видишь, глупышка, что я заперт?